Двенадцатитомная «История России» Н.М. Карамзина, как известно, заканчивается окончанием Смутного времени всенародным, как утверждал историк, избранием нового царя – Михаила, родоначальника династии Романовых. Таким образом, историк заканчивал свою повествование истории России на самом пике ее острого противоборства с Речью Посполитой, когда Москва с трудом отстояла свою независимость в борьбе с польской шляхетской республикой. Период изменения соотношения сил в российско-польских отношениях и победы России в этом историческом противоборстве рассматривался историком весьма эпизодически и его основных публицистических произведениях – «Историческое похвальное слово Екатерине Второй» (1802 г.) [1], «О древней и новой России» (1811 г.) [2], «Мнение русского гражданина» (1819 г.) [3]. В этих политологических произведениях историографа история Польши занимает значительно более важное место, чем в его «Истории России». Основными вопросами польской истории в этих сочинениях стали проблематика разделов Речи Посполитой и характеристика польского вопроса в России.
Проблематика разделов Речи Посполитой в творчестве Н.М. Карамзина в определенной степени стала предметом исследований в историографической традиции [4; 5; 7 – 9; 11]. Прежде всего, следует, как наиболее раннее, отметить историографическое исследование Н.И. Кареева [11], в котором известный русский либеральный историк рассматривал проблематику падения Речи Посполитой в европейской историографии ХIХ века.
Известный польский историограф М. Серейский в своем уникальном историографическом труде, посвященном разделам Речи Посполитой в европейской историографии ХIХ ХХ веков обратил внимание также и на взгляды Карамзина, соответствующие официальной точке зрения на разделы Речи Посполитой.
При этом М. Серейский отметил, что эти взгляды Карамзин изложил не в своей Истории России, а в «Историческом похвальном слове Екатерине II» 1802 года и в «Записках» с 1811 и 1819 годов. Серейский особенно акцентировал положения Карамзина из его «Похвального слова Екатерине II» о том, что Россия взяла обратно свои земли, а польское население под господством России нашло, наконец, спокойствие.
Отмечал он также мнение русского историографа о том, что польская республика, в отличие от Афин, Спарты или Рима, без гражданских добродетелей и героической любви была политическим трупом [4, s. 172]. Записка о Польше Карамзина, по мнению Серейского, была вызвана обеспокоенностью не только Карамзина, но и широких российских консервативных и либеральных кругов относительно польской политики императора Александра I.
Именно в этих «Записках», считает Серейский, – проявляется целое историософское обоснование Карамзина царских завоеваний и в особенности господства России не только над русскими землями Речи Посполитой, но и над этнографической Польшей [4, s. 173]. Карамзин был обеспокоен планами Александра I восстановления Польши, которые шли из его христианских и общечеловеческих идеалов, он старался, как пишет Серейский, – «вернуть его на землю», припоминая царю его обязательства к государству и русскому народу [4, s. 173].
Характеризуя основные положения Записки Карамзина о Польше, М. Серейский утверждал, что здесь русский историк изложил свою историософию в отношении разделов Речи Посполитой, завоеваний России и в особенности православных земель Речи Посполитой, а также и в отношении этнографической Польши [4, s. 173]. Польский историк приводит обширный фрагмент Записки о Польше и на его основании делает вывод, что для Карамзина основанием для разделов Речи Посполитой и присоединения Россией новых земель было право меча. Хотя это право для него - это не был главный аргумент в политике, считает Серейский, правильным принципом было возвращение земель издавна принадлежащих к России [4, s. 173 – 174].
Многие эти положения М. Серейского только с опорой на анализируемую проблематику расширения территориального состава России, как преднамеренной и сознательной экспансии на своих соседей, нашли подтверждение в исследовании К. Блаховской [5]. К. Блаховска отмечает в своем исследовании, как общие подходы Карамзина к территориальной экспансии России, в том числе и в отношении разделов Речи Посполитой [5].
Согласно ее мнению, аргументация Н. Карамзина по поводу права России присоединения соседних территорий сводилась к двум основным пунктам: исторических прав России как приемника Киевской Руси как это имело место с Польшей и ВКЛ, а также наказания за прошлые обиды России как это представлялось в случае с татарскими ханствами [5, s. 87 – 88].
Внешняя политика, в первую очередь создание великой имперской России, была для Карамзина, согласно нашему мнению, решающим критерием оценки реформ Петра I и Екатерины II, даже вопреки сожалению потери «старой» России, а также исторического превосходства России и ее самодержавного устройства над шляхетским строем Речи Посполитой.
Вместе с тем, отмечая период Петра I и Екатерины II, он считал, что успешная внешняя политика России, в том числе и решение в свою пользу исторического соперничества с Польшей была результатом самодержавного устройства и его превосходства над шляхетским устройством Речи Посполитой. «Внешняя политика сего Царствования, – писал он, – достойна особенной хвалы: Россия с честию и славою занимала одно из первых мест в Государственной Европейской системе. Воинствуя, мы разили. Петр удивил Европу своими победами, Екатерина приучила ее к нашим победам. Ее победы утвердили внешнюю безопасность Государства! Пусть иноземцы осуждают раздел Польши: мы взяли свое» [2, с. 489].
В результате успешной завоевательной политики Екатерина II, по утверждению историографа, заслуживала право на историческое величие в истории и оставила великую Россию: «Монархиня оставила Россию на вышней степени геройского величия, обогащенную новыми странами, гаванями и миллионами жителей; безопасную внутри, страшную для внешних неприятелей. Она умелая Завоевательница стоит на ряду с первыми Героями вселенной» [1].
Положение Карамзина о том, что русское правительство пошло на разделы Речи Посполитой, исходя не только из геополитических предпосылок, но и причине сугубо национальных интересов (то есть собирания русских земель), неоднократно впоследствии отмечалось в русской историографии. Причем как консервативно-национального направления (Н.Г. Устрялов, М.П. Погодин, Д.И. Иловайский, М.О. Коялович и др.), так и в либерально-западнической (С.М. Соловьев, В.И. Герье, Н.И. Кареев, А.Л. Погодин и др.). В польской историографии утверждается, что Карамзин первым создал неизвестную во времена Екатерины II историко-националистскую версию обоснования российских разделов Речи Посполитой [4]. Она была принята широким просвещенным общественным мнением и оказала сильное влияние на более позднюю российскую историографию [4, s.171]. Именно к ней, утверждал Новак, будут впоследствии обращаться все пропагандисты антипольской политики царизма в так называемых западных губерниях и Царстве Польском, преследователи «польской интриги» в Петербурге [10, s. 750].
Карамзин в начале ХIХ века, стал тем историком, который сформулировал взгляд на разделы и падение Польши, который отражал мнение правительства Екатерины II, отличающееся от точки зрения современного ему императора Александра I. Данная точка зрения была сформулирована историком в его хвалебной слове Екатерине II. Основные его положения по вопросу разделов Речи Посполитой упоминались в исследовании М. Серейского [4, s. 171].
Эти аргументы Карамзина, отмечал Серейский, – были использованы и в более поздней российской историографии [4, s.173]. Исходя из такой аргументации Карамзина, считал Серейский, не могло у него быть никакой моральной ответственности России в отношении разделов Речи Посполитой. Если на Западе существовало осуждение разделов Речи Посполитой, продолжал Серейский, – сторонники которого были даже в Германии (но это явление было сглажено культом Фридриха II в Пруссии), то в России польская политика Екатерины II не возбуждала никаких протестов. Моральная критика либералами на Западе разделов воспринималась как действия недоброжелательные к России, если разделы Польши ставились под обсуждение, то только с точки зрения, что часть ее была отдана немцам [4, s. 171]. Во всяком случае, продолжал Серейский, – на переломе XVIII – ХIХ веков не встречается ни в политических, ни в исторических работах высказывания критикующих, разделы Польши с точки зрения права или морали [4, s. 171].
В похвальном слове Екатерине II Карамзин одобрил политику императрицы в отношении Речи Посполитой: «Польша была также предметом Ее внимания», а также в целом ее завоевательную политику как продиктованную необходимостью обеспечения интересов России: «Петр и Екатерина хотели приобретений, но единственно для пользы России, для ее могущества и внешней безопасности, без которой всякое внутреннее благо ненадежно» [1, с. 21]. Более того, он считал, что «Сей раздел, есть действие могущества Екатерины и любви Ее к России».
Вообще, историк, пользующийся расположением Александра, открыто признавался, что в его мнении времена Екатерины для России были наиболее благоприятными, в том числе, явно и по причине решения в пользу России извечного соперничества с Польшей, как явно видно из его исторического похвального слова Екатерине II и Записки о Польше. Обращаясь к россиянам, он патетически провозглашал, что все настоящие достижения России опираются на основы, заложенные императрицею: «Сограждане! Екатерина бессмертна Своими победами, мудрыми законами и благодетельными учреждениями: взор наш следует за нею на сих трех путях славы» [1, с. 17]. А в своей «Записке» историк в продолжение своей мысли утверждал: «По крайней мере, сравнивая все, известные нам времена России, едва ли не всякий из нас скажет, что время Екатерины было счастливейшее для гражданина Российского; едва ли не всякий из нас пожелал бы жить тогда, а не в иное время» [2, с. 490].
Карамзин в целой серии вопросов и определений политики Польши в отношении России показывает свое отношение к истории российско-польских отношений и результату этого противостояния: «Давно ли еще наглая и злобная Польша терзала наше отечество? Давно ли она, пользуясь его изнеможением, хищною рукою хватала в свое подданство целые Княжества Российские? Давно ли древняя столица Владимира носила ее цепи? Давно ли и ты, Москва цветущая, лежала у ног гордого вождя Сарматского?» [1, с. 17].
Завершение этого противостояния у Карамзина в «Похвальном слове» было почти сказочное: «Но Россия, подобно спавшему исполину, восстала в гневе своем; враги ее, в их чреду, упали на колена пред нею, и возвратили похищенное» [1, с. 17]. В «Историческом похвальном слове Екатерине II» касаясь, итогов разделов Речи Посполитой историк утверждал, что традиционный соперник России навсегда повержен: «Теперь обращается взор наш на ту, некогда мощную Республику, которой имя и бытие уже исчезло в Европе Совершилось! Польши нет» [1, с. 17].
В интерпретации Карамзина причины разделов Речи Посполитой со стороны России – это сочетание исторических причин необходимости возращения только своего утерянного: «Монархиня взяла в Польше только древнее наше достояние и когда уже слабый был дух ветхой Республики и не мог управлять его пространством. Полоцк и Могилев возвратились в недра своего отечества, подобно детям, которые, быв долго в горестном отсутствии, с радостью возвращаются в недра счастливого родительского семейства» [1, с. 27], а также конкретных вполне прагматических политических обстоятельств: правом «победившего меча», необходимостью открытия себе широкого выхода на Запад, в Европу, обеспечением своих великодержавных интересов, а также неспособности Польши играть самостоятельную роль на международной арене [1].
Исходя из своих взглядов, Н.Карамзин оценивал и падение Речи Посполитой и роль в нем России. Великодержавно и презрительно в отношении попытки восстановления польского государства звучат слова историка: он отмечал, что когда «остатки сей Республики волновались и кипели злобою на Россию. Беспокойные умы испровергли древние законы, утвержденные Екатериною; собирали войско и не скрывали своих опасных для нашей Империи умыслов» [1, с. 27]. Сторонники восстановления Польши в устах Карамзина получили определение как «мятежники», «слабодушные убийцы» и их действия характеризуются как «бунт» против военных гарнизонов российской армии, стоящих в чужой стране. [1,с.27]. Оказалось, по мнению Карамзина, что кровавая резня в Варшаве или как он определял «ужасы Сицилианские» - это не кровавая расправа Суворова над мирными жителями Праги, борющимися за независимость своей страны, а борьба восставших, в своем большинстве мирных горожан, с русскими войсками.
Исходя из такой оценки событий, руский историк определял характер действий российской и польской стороны: «Сердце Екатерины содрогнулось. Державная рука Ее бросила в урну сей недостойной Республики жребий уничтожения, и Суворов, подобно Ангелу грозному, обнажил меч истребления; пошел – и вождь мятежников спасается от смерти пленом; и Прага, крепкая их отчаянием, дымится в своих развалинах – и Варшава падает к стопам Екатерины» [1, с. 27]. Показательно, что, описывая, подобную ситуацию в отношении Москвы 1610 – 1612 годов и польских войск Карамзин, использовал совершенно иные определения в отношении защищающейся стороны и интервента.
Карамзин утверждал, что падение Речи Посполитой было благом не только для России, но и для ее собственных граждан: «Никто не сожалеет об этом, а наиболее богатейшие области ее достались России, – утверждал историк. «Польши нет, – писал он, – но ее мятежные и несчастные жители, утратив имя свое, нашли мир и спокойствие под державою трех союзных Государств [1, с. 39 – 41]. Это положение о благоприятности падения Польши для самих же поляков стало впоследствии общепринятым в русской историографии [6].
В данном высказывании историограф объединяет положения о порочности шляхетского устройства Речи Посполитой и недостатках польского национального характера, неспособного к самостоятельному государственному существованию, прежде всего следствии такого порочного общественного строя. Вместе с тем Карамзин не развивал, а только обозначил идею недостатков польского национального характера, прежде всего в описании поведения поляков во время Смутного времени, а также периода разделов Польши. Однако впоследствии именно такая интерпретация причин падения Польши станет одной из ключевых в их объяснении в русской историографии второй половины ХIХ века [6].
Таким образом, Карамзин завершил противостояние России и Польши утверждением, что главной причиной падения Речи Посполитой стало ее шляхетское общественно-политическое устройство, а вернее вследствие расстройства внутреннего развития, ненормального государственного устройства, которое являлось противоестественным в отношении идеально функционирующего царского самодержавия. Общественно-государственное устройство Речи Посполитой Карамзин характеризовал тем, что Польша всегда была игрушкой горделивых магнатов, их всевластия и унижения народа [1, с. 40].
В рассмотрении причин падения Речи Посполитой, как и в интерпретации российско-польского противостояния ХV – XVII веков, особенно периода Ивана Грозного и Смутного времени, особенно заметны у Н.М. Карамзина принципиально иные оценки общественно-государственного устройства самодержавной России и польско-литовского государства.
Историк явно стремится историческими примерами показать, как по мере возвышения на Руси монархических начал более успешной становилась ее внешняя политика, отсюда, по его мнению, укреплялся международный престиж страны и ее величие. Это особенно важно в свете совершенно иных политических идей развития Польши, что и нашло свое отражение в противопоставлении путей развития России и Польши Карамзиным. Ученый на страницах своей «Истории» неоднократно конкретно историческими примерами противопоставлял дальновидную государственную политику сильных московских государей и слабую власть польских королей, связанных корыстной политикой магнатских группировок, раздирающей своими мелкими честолюбиями шляхетскую республику.
В народном правлении историограф видел также недостатки, также опасные для государственного величия. И, исходя из печального политического состояния Руси – внутренней борьбы, монгольского ига историк, вслед за московской политической традицией, делал вывод, что подлинное возрождение России как великой державы не было возможно без московского единовластия. Вольность, свобода, считал историк, порождают анархию как следствие «страстей человеческих». Отсюда история республиканских начал в Речи Посполитой, в том числе и веча на Руси – это постоянные раздоры, никчемные споры, несправедливые решения и неоправданные действия. В том числе, и по причине как раз республиканского устройства Речь Посполитая Польская, как показывал Карамзин на страницах своей «Истории», проиграла решающее столкновение с Россией. При этом в наиболее благоприятное для себя время – время королевства, идеального с его точки зрения для государственных интересов польско-литовского государства, Стефана Батория и в период Смутного время. Следует в этой связи обратить внимание, что Карамзин употребляет весьма редко используемое в российской историографии определение Речи Посполитой как просто республики или республики.
Кручковский Т.Т.
Развитие методологических исследований и подготовка кадров историков в Республике Беларусь, Российской Федерации и Республике Польша: сборник научных статей; под науч. ред. проф. А.Н. Нечухрина. – Гродно: ГрГУ, 2011. – 372 с.
