Свершившийся переход от охоты и собирательства к производящему хозяйству (неолитическая революция) кардинально изменил роль и значение демографического фактора, поскольку на два-три порядка повысил несущую способность земли. А.В. Коротаев пишет, что «по всей видимости, в течение нескольких тысячелетий Неолитической революции и периода, непосредственно за ней следующего, именно демографический фактор выступал в качестве основной движущей силы социального развития» [6, с. 15].
Следует подчеркнуть, что репродуктивный рост, многочисленное потомство были, на протяжении большей части существования человечества, одним из важнейших показателей жизненного успеха людей (вспомним древнее пожелание: «Чтобы нивы ваши и жены ваши были плодородны»). Естественно, что качество и уровень жизни постоянно увеличивающегося числа населения в том или ином регионе планеты не могли возрастать без разного рода инноваций, повышающих производительность труда. И вот здесь, на этом, казалось бы весьма прогрессивном пути развития, демографический фактор весьма часто ставил людям коварные ловушки. Обычно получалось так, что дополнительные ресурсы, полученные в результате успешной инновации, или даже целой серии таких инноваций, довольно быстро потреблялись («съедались») возросшей массой человеческой популяции. В результате чего качество и уровень жизни большинства населения возвращались к исходному уровню или даже становилось ниже.
Возрастающая плотность населения рано или поздно приводит к ухудшению обеспеченности большинства народа землей. Людям приходится обрабатывать все менее и менее плодородные участки, сокращать срок перелога, вкладывать все большее количество труда в восстановление плодородия почвы, получая все меньшую отдачу от своих дополнительных затрат. Например, с середины ХI до XIX веков валовый внутренний продукт Китая вырос в несколько раз, но еще в большей степени выросло население, вследствие этого доход на одного человека сократился примерно на 25 % [14, с. 61]. И это при том, что средняя продолжительность рабочего дня увеличилась. В итоге, люди, работая больше, получали меньше жизненных благ, опускались на более низкий уровень жизни. И такого рода ситуация практически типична для всех доиндустриальных обществ. В связи с этим А.В.Коротаев пишет: «Получается своего рода парадокс. В течение нескольких тысяч лет после неолитической революции люди систематически пытались улучшить свою жизнь. Были сделаны и получили широкое распространение тысячи разного рода инноваций, повышающих производительность труда, улучшающих качество продукции, качество жизни и т.д. Появились новые, более эффективные орудия, материалы, более урожайные сорта культурных растений, более продуктивные породы скота, новые, более эффективные лекарства и т.д. И при этом качество жизни большинства населения не выросло. Рацион питания имел тенденцию к ухудшению, снижался и средний уровень здоровья населения, сокращалась средняя продолжительность жизни и т.д.» [6, с. 192].
В целом, говоря о демографическом факторе, важно иметь в виду то, что существует довольно устойчивая взаимосвязь демографии, экономики и форм власти. Демографический фактор определенно влияет на изменение структуры общества, его социальную стратификацию. А структурные изменения общества детерминируют иную логику его развития и тем самым весьма существенно влияют на исторический процесс в целом. В сущности, наряду с вмещающим пространством (характеристиками естественной среды обитания и их изменениями), динамика демографических процессов является исходной, ключевой в становлении и развитии цивилизаций как специфических социокультурных образований. Причем влияние демографического фактора касается как системы в целом, так и ее частей. Проявляется оно через неравномерность динамики внутри различных этнических и социальных подразделений. Кроме того, следует иметь в виду, что демографический фактор социальной эволюции практически всегда достаточно тесно был связан, коррелировался с уровнем и качеством жизни людей.
Следует подчеркнуть, что в течение длительного исторического времени демографический фактор выступал не просто одной из наиболее значимых движущих сил социокультурной эволюции вообще, но эволюции по восходящей линии как фактора социального развития, роста уровня организации социумов, их внутренней дифференциации, способности этносов к инновациям, к адекватным ответам на вызовы среды их жизненной энергии. Кроме того, демографический фактор оказывал определенное воздействие и на духовные процессы, выступал импульсом к формированию новых идеологий и мировоззренческих ориентиров.
Хорошо известно, что на наиболее приспособленных территориях для развертывания эффективной хозяйственной деятельности население увеличивалось быстрее, людям приходилось жить все теснее друг к другу, возрастала взаимозависимость. Данное обстоятельство неизбежно вело к ускорению перемен, к появлению новых форм отношений между людьми и в целом к усложнению жизни. Там, где земля была плодороднее, а жизненное пространство меньше, процесс всевозможных новаций и изменений шел быстрее. Все это, в свою очередь, требовало новых норм и правил поведения, и, соответственно, и новых форм контроля за их соблюдением. Интересны в этом отношении различные метаморфозы и изменения в сфере религиозного сознания тех или иных народов в зависимости от плотности населения и усложнения форм жизни. Например, у тех христианских народов, у которых темпы хозяйственного развития и количественного роста населения были более высокие, искоренение языческого своеволия шло быстрее, чем у других христианских народов, где эти темпы были ниже.
Подобного рода зависимость обнаруживалась и на всех последующих этапах развития христианского мира. Так, согласно российскому исследователю О.Шахназарову, именно в силу не одинаковых темпов развития и плотности населения произошел в ХI веке раздел христианской церкви на две – католическую и православную, а позже возникло новое религиозное направление в христианстве – протестантизм. Получилось так, что те, кто демонстрировал более быстрые темпы развития (бурный рост городского населения, появление новых форм ремесла и т.д.) «назвали себя католиками, оставшиеся сохранили верность традиции и назвали себя православными» [15, с. 159]. «Суть раскола состояла в том, что православная церковь по-прежнему видела себя в роли пастыря общины, а католическая – более дробной ее части – семьи» [15, с. 159]. Затем, считает Шахназаров, развитие производительных сил, связанных с природными ископаемыми, объективно вело к невиданному скоплению людей, росту преступности, упрощению нравов и другим общественным порокам, что опять порождало потребность в ведении новых форм регуляции общественной жизни. Ответом на эту потребность жизни и явилось формирование протестантизма. Таким образом, и второй религиозный раскол, имевший место уже в католической части христианского мира, был также вызван к жизни разностью скоростей в трансформации способов воспроизводства жизни.
