Охарактеризовать выборы 1930 года было сложно. Большинство современных польских авторов подчеркивают отсутствие элементарных политических и гражданских свобод при принятии гражданами решения о выборе партии, которую они хотели бы подержать. Исторические факты также свидетельствуют об этом. Создание левоцентристского блока «Центролев» (Centrolew) должно было противодействовать политике «санации» в сеймовых дискуссиях, принудить Пилсудского отправить в отставку «правительство полковников» и вернуться к проведению менее авторитарной политики. Маршал решил отложить конфронтацию: он еще не был к ней готов и безотлагательно принял примирительное решение, в частности отстранил «полковников» от власти. «Центролев» тешил себя надеждой оказать на Пилсудского давление и в сейме. Это оказалось совершенно нереальным, поскольку заседания сейма постоянно откладывались.
Используя парламентские методы борьбы, партии «Центролева» были вынуждены предпринять рискованную попытку организовать массовое движение. Они решили призвать к проведению демонстраций по всей стране. Самой значительной акцией стали события Краковского конгресса 29 июня 1930 г. Его постановления звучали довольно радикально, но трудно было себе представить, каким образом «Центролев» стал бы осуществлять декларированную отмену диктатуры. После летнего перерыва он вновь начал готовить митинги, но правительство перехватило инициативу. Пилсудский склонил президента к роспуску парламента и объявлению выборов, а 9 сентября было арестовано 19 бывших депутатов, в том числе и Витое. Их привезли в Брестскую крепость, избивая и угрожая расправой. В последующие дни было арестовано около 5000 деятелей «Центролева», национал-демократов и членов партий национальных меньшинств.
Аресты радикально изменили политический климат в Польше. На выборах в сейм в ноябре Беспартийный блок получил почти половину голосов. Это в значительной степени стало результатом более неприкрытого (в отличие от событий двухлетней давности) давления на избирателей, а также откровенной фальсификации. Вместе с тем все свидетельствовало и об определенной симпатии к политике «сильной руки».
А вот как отзывается о проведении выборов и их результатах советская газета «Правда»: «Как и нужно было ожидать, оргия фашистского, террора достигла наивысшего напряжения в самый день выборов. 16 ноября Варшава живо напоминала военный лагерь. Отряды пеших и конных полицейских и вооруженных фашистских банд, «поддерживали порядок», избивая всех «неблагонадежных». С утра до вечера слышалась стрельба - это дружинники Пилсудского расправлялись с рабочими. Пролетарская кровь обильно оросила улицы города. Около 100 рабочих получили тяжелые ранения, но варшавский пролетариат не отступил перед террором наемных агентов буржуазии. В рабочих районах происходили антифашистские демонстрации, которые разгонялись в одном месте и быстро возникали в другом.
Так же, как и в Варшаве, в Домбровском бассейне, в Верхней Силезии, Лодзи и др. местностях, организованные банды хулиганов нападали на безоружных рабочих и избитых передавали в руки полиции. Даже социал-фашистский «Напшуд» вынужден признать, что «полиция при арестах толкала, трясла и заковывала в цепи рабочих». Силезские дружинники, так наз. «ПОВСТАНЦЫ», подкладывала под рабочие жилища динамит, выбивали стекла и т.д. Усерднейшими агитаторами правительственного списка были полицейские, которые, не заботясь даже о видимой «беспристрастности», вырывали из рук голосующих выборные карточки и всовывали взамен отобранных карточки №1, т.-е. правительственный список. Шпики тоже не бездействовали. В Катовицах «в каждую избирательную комиссию, - пишет «Полония», - входил, как оказывается, полицейский агент, задачей которого было подсматривать, кто какие номера вкладывает в конверт». Кто пытался скрыть свой номер от взора шпика, задерживался под каким-либо предлогом и направлялся для допроса в полицию, В некоторых избирательных помещениях, как, напр., в районе 42 в Катовицах, был вывешен на видном месте циркуляр воеводы о явном голосовании.
Конечно, такое явное голосование, к тому же под звуки музыки, легче было властям провести в деревне. Так, напр., в Волковыске староста, помнящий министерский циркуляр о том, что его дальнейшая карьера зависит от количества голосов, которые получит правительственный список, созвал в день выборов на митинг всех крестьян и объявил им, что голосующие тайно или за антифашистский список будут переписаны и посажены в тюрьму.
Там, где властям не удалось принудить широкие массы к голосованию за список Пилсудского, они применили другую тактику; не позволили голосовать за аннулированные антифашистские списки. Этим объясняется малое количество голосующих в Свенцянах или в Жешове, где из 18 списков только 2 (правительственный и национал-демократический) были утверждены. Официальные круги объясняют это воздержание от голосования... «атмосферными явлениями» (дождем).
Несмотря на свирепствовавший террор, во многих округах массы избирателей подавали голоса за аннулированные антифашистские списки. Даже "Курьер польский" отмечает, что "в Поставском, Глубокском, Дисненском, Вилейском и Моподечненском уезде коммунисты демонстративно голосовали за аннулированный список №8, т.-е. белорусское «Змаганьне».
Повсюду в избирательных помещениях неистовствовали фашистские дружинники. В Богутицах дружинники расположились у выборного стола и принуждали голосующих показывать свои номера. Шпики были снабжены карандашами и блокнотами и записывали, кто за что голосовал.
Были десятки тысяч случаев, когда рабочие, уже придя на выборы, узнавали, что они «по ошибке» не помещены в списки голосующих. В Домбровском бассейне, как сообщают местные газеты, «не только целые семьи, но даже целые дома не имели возможности голосовать».
Однако наибольшую ловкость выявили пилсудчики в фальсификации результатов выборов, в подбрасывании карточек №1 в урны и т.п. Желая обойти контроль уполномоченных оппозиции, власти очень часто задерживали их в участке для выяснения личности и выпускали лишь за 15 минут до окончания выборов. В других, случаях пилсудчики пытались использовать легковерие оппозиционных уполномоченных. Так, например, в Седлицах член избирательной комиссии, сестра одного из министров, взяв в руки урну, слегка наклонила ее и обратилась к присутствующим членам комиссии и уполномоченным со следующими словами: «Как видите, господа, урна пуста, и поэтому мы можем ее запечатать». Однако один из уполномоченных заявил: «Я не видел, прошу показать», и с другими уполномоченными подошел к урне. На дне урны они нашли пачку конвертов (около 700) с бюллетенями №1.
Во многих округах, например, в Варшаве-пригородной, урны с вложенными в них бюллетенями правительственного блока лежали в окружных управлениях незапечатанными всю ночь и только на утро их переслали в избирательную комиссию. Этим объясняется факт, который имел место в Могиле. Там из 877 чел., имеющих право голоса, голосовало 622 чел. Список №1 получил 171 голос, остальные голоса получили оппозиционные списки. Протокол об этом составили и подписали все члены комиссии и уполномоченные. Однако в окружную избирательную комиссию поступил из этого района совершенно другой протокол, в котором значилось, что голосовали все 877 членов, из которых 852 чел. голосовали за описок №1.
Нет ничего удивительного, что в этой обстановке во многих округах и районах 100 проц. голосов «получил» правительственный список. Фашистские фальсификаторы так увлекались, что иногда количество голосов, поданных за список №1 было больше общего количества голосующих. В таких условиях Пилсудский был прав, когда еще до выборов заявлял. что он не может проиграть.
Навряд ли кто-нибудь сомневается, что фашистские выборы были лишь циничной комедией, основанной на насилии и обмане. Лучше всего сознает это правительственная пресса, которая указывает на уменьшение коммунистических мандатов, все же не решается утверждать, что пало влияние коммунистов. «В рабочих районах заправителями являются коммунисты», - признают некоторые фашистские газеты, констатируя одновременно поражение ППС. «Коммунисты заняли агрессивную позицию», - бесится «Пшедсвит». «В Лодзи на периферии (где живет пролетариат), голосуют за коммунистов», - заявляет грустно «Полония».
Выборный обман пилсудчиков особенно ярко сказался в оккупированных областях Зап. Белоруссии и Зап. Украины, где почти все мандаты захватил правительственный блок. "Нужно помнить, - пишет «Газета Варшавска», - что несколько месяцев назад в этих именно областях происходили дололнительные выборы, в которых соотношение было как раз обратное сегодняшнему - в пользу весьма радикальных групп нацменьшинств. Одна из виленских газет констатирует, что раз украинцы и белоруссы пылают такой любовью к пилсудчине, то «трудно понять, почему в таком случае проводится массовая колонизация так называемых восточных окраин».
Избирательная комедия откроет глаза даже наиболее. несознательным и тем самым ускорит нарастание политического кризиса, который неизбежно взорвет фашистскую диктатуру.
Варшава, ноябрь, 1930г.» [16, С. 4].
Если убрать некоторые текстовые и прокоммунистические термины, а также название газеты, где было напечатано подобное «Письмо из Варшавы», то мы с легкостью можем отыскать подобные статьи и заметки практически во всех польских оппозиционных изданиях. Очевидно, что период избирательной кампании 1930 г. совпал с периодом резкого обострения социально-экономических трудностей в стране. Источником существования 61 % населения продолжало оставаться сельское хозяйство. Происходившее с 1928 г. падение цен на сельскохозяйственную продукцию при сравнительно высоком уровне цен на промышленные изделия порождало «ножницы» цен, особенно ущемлявшие сельскую бедноту. В 1930 г. произведенная польской промышленностью продукция в целом сократилась на 18 % по сравнению с 1929 г., в 1935 г. — на 34 %. Количество официально зарегистрированных безработных возросло с 162 тыс. человек в декабре 1928 г. до 343 тыс. в декабре 1933 г., фактическое же их количество составляло более 740 тыс. человек. Национальный доход снизился с 26 млрд. злотых в 1929 г. до 12,5 млрд. в 1935 г.
Произошедшие в мае 1931 г. массовые выступления против социальной политики правительства показали укрепление единства действий рабочих и трудящегося крестьянства. В ряде местностей происходили столкновения рабочих с полицией. Принявшая особенно широкие масштабы стачка горняков вынудила шахтовладельцев отказаться от намеченного снижения заработной платы.
Стремление к активной защите своих интересов и к активному противодействию курсу «санации» отразило объединение в 1931 г. ПСЛ-«Пяста», ПСЛ-«Вызволене» и Стронництва хлопского в единое Стронництво людове (СЛ). У руководства партии находились M. Ратай, С. Миколайчик и выехавший за границу после освобождения из Брестской крепости В. Витос [17, С. 282]
Внутриполитические отношения в Польше в период второго режима санации (период «твердой руки», 1930 – 1935 гг.) отличались сложностью расстановки и взаимоотношений основных польских политических сил (лагерей и партий, их представляющих).
Очевидно, что польские политические партии переживают в данный период (1930-1931 гг.) определенное перерождение: структурно, программное. Ведь существование в новых условиях требует этого.
В стране формируется не только новый правящий санационный (пилсудчиковский) лагерь, включивший в себя группировки разных идейных направлений – от консерваторов до социалистов, но и оформляется партийная структура – в виде Беспартийного блока сотрудничества с правительством (ББСП), который и стал до 1935 г. основной политической организацией правящего лагеря.
Оппозиция санации была представлена партиями четырёх политических лагерей. Правонационалистический лагерь эндеции возглавлял с 1926 г. Лагерь Великой Польши (ОВП), а с 1928 г . – Стронництво народове (СН), от которого в 1934 г . отделился Национально-радикальный лагерь (ОНР). Демократические силы представляли лагеря: центристский в составе Польского стронництва христианской демократии (ПСХД) и Национальной рабочей партии (НПР); людовский (крестьянский), в который входили центристский «Пяст» и левые партии «Вызволене» и Стронництво хлопске (СХ), объединившиеся в 1931 г. в Стронництво людове (СЛ); социалистический, олицетворяемый Польской социалистической партией (ППС).
Наряду со структурными изменениями в партийной жизни формируется и целый ряд новых подходов, что приводит к изменениям в политических программах.
При этом программные положения не стоит абсолютизировать: у ряда партий программы обновлялись нечасто, а тактика в деятельности партий нередко брала верх над стратегическими программными установками.
У основных польских политических сил было не много программных положений, по которым существовал консенсус. Таковым было прежде всего признание ценности самого факта существования независимого Польского государства. Декларация ББСП гласила: «Работа, выполненная правительством Маршала Пилсудского, убеждает нас, что найден соответствующий путь, ведущий к мощи Государства и благополучию его граждан». В программе СН указывалось: «Польская нация является создателем Польского государства и единственным постоянным источником его силы. Противопоставление принципа государственности и национального принципа ошибочно и губительно» ПСХД декларировало себя сторонником «сильного правительства» и противником «всякой антигосударственной деятельности, подрывающей основы государства». «Самой высшей организационной формой Нации является суверенное государство. Оно не является самоцелью. Оно эманация Нации…», – утверждалось в программе СП. За укрепление государства выступали и левые: одной из своих главных задач «Вызволене» были «укрепление и защита целостности и независимости» Польского государства, а СХ заявляло, что «стоит на почве польской государственности». Из признания ценности государства вытекал негативизм в отношении подрывной антигосударственной деятельности, который вёл к антикоммунизму. Последний декларировался проправительственными силами, в частности ПП, заявлявшей, что «мы будем беспощадно бороться против коммунизма», или ОЗН: «Коммунизм в своих основах, целях и методах настолько чужд польскому духу, что в Польше нет для него места. Коммунистическая Польша перестала бы быть Польшей».
Идеолог СНЕ. Гертых в своей программной по характеру книге провозглашал: «Евреи, масонство и коммунизм – это триединый лагерь наших главных противников»9. Даже ППС ответственность за распространение фашизма объясняла ослаблением рабочего класса «из-за безгранично легкомысленной тактики коммунизма».
Большинство иных идей могло как сближать, так и разделять отдельные политические силы. Разница в понимании роли государства отличала санационный лагерь от других политических сил – для него государство представлялось высшей ценностью, в рамках которого должно осуществляться развитие нации. Развитию и укреплению государства мешала, в соответствии с пилсудчиковскими идеями, как говорилось в декларации ББСП, «разъярённая партийность», то есть политические партии, деятели которых ранее «уничтожали веру Нации в её собственные силы, убеждали в чужих заслугах, чужим богам били поклоны, интриговали против собственного Государства», а теперь стремятся к этому вернуться.
Для эндеции государство было формой организации высшей общности – польской нации. ОВП декларировал для поляков в качестве цели «стать великой нацией», государство которой «должно быть организованным», с иерархичностью и суровой дисциплиной, без чего «нация является беспомощным телом, неспособным на какие-нибудь действия». Идеолог СНЕ. Гертых утверждал, что партия строит «национальный порядок».
Демократической оппозиции государство виделось выразителем и защитником интересов всех его граждан (центристам) или же трудящихся слоёв населения (левым: людовцам прежде всего крестьянства, а социалистам – рабочего класса). ПСХД, позиционируя себя как республиканскую партию, заявляло о стремлении «обеспечить всем гражданам независимо от пола всё большее участие в управлении общественными делами…».
Отношение отдельных политических сил к государству обусловливало и их отношение к демократии. Санация в целом, яростно осуждая всевластие политических партий, выступала с позиций всё более явного авторитаризма. Для эндеции характерен был ещё больший антидемократизм, в чём, особенно со второй половины 1930-х гг., было заметно сходство с санацией.
Демократические же силы отстаивали принципы демократического устройства, что было важной основой для их сотрудничества. НПР заявляла, что стоит «на почве демократии», «на почве республиканского строя». «Пяст» обращался «к самым высоким в Польше идеям демократии», «Вызволене» полагало, что силу и развитие Польши обеспечит «республиканский строй – народно-демократический». СЛ в программе 1931 г . заявляло, что стоит на позиции «республиканского строя, установленного конституцией»; «республиканско-демократический строй» требовала эта партия в программе 1935 года. СД настаивала на требовании «опоры внутренней политики Государства на принципах демократии». Высшим достижением демократических партий было создание центристскими и левыми партиями в 1930 г . блока Центролев для борьбы против диктатуры Ю. Пилсудского. В резолюции конгресса блока говорилось о решимости вести борьбу «вплоть до того, как будет устранена диктатура, вплоть до возвращения уважения к закону».
Отношение к католицизму могло как сближать, так и отдалять партии друг от друга. Санация эволюционировала от неупоминания этой проблемы к признанию в декларации ОЗН её важности: «Католический Костёл должен быть окружён соответствующей опекой». Исповедование католицизма являлось для эндеции критерием принадлежности к польской нации. ОВП утверждал, что «римско-католическая религия должна занимать положение религии господствующей, тесно связанной с государством». Это открывало эндеции возможности для сближения как с санацией, так и с ПСХД. Последняя делала упор на важность католицизма для поляков и приоритетное положение этой конфессии, на «воплощение христианских принципов в государственной, общественной, экономической и культурной жизни нации».
«Католическая религия должна занимать первое место среди допускаемых в Польше вероисповеданий», – говорилось в программе СП. Для левых партий провозглашение равноправия конфессий отдаляло их от центристов, несмотря на приверженность демократическим идеям и тех и других.
Отношение к национальным меньшинствам также серьёзно влияло на характер взаимоотношений польских политических сил. Санационный лагерь развивался от признания прав национальных меньшинств до роста национализма и умеренного антисемитизма. Это давало основания для выводов о возрастающем его идейном сходстве с лагерем эндеции, исходившем из признания славянских меньшинств младшими по отношению к полякам, негативизма в отношении немцев, декларировавшим открытый антисемитизм. Е. Гертых называл евреев одним из главных противников эндеции. Центристские силы высказывались за равенство поляков со славянскими меньшинствами и умеренный антисемитизм. В программе СП говорилось: «Еврейский вопрос имеет у нас отдельное, постоянно обостряющееся значение»; благополучие польской нации и государства страдает от «численного избытка евреев», в связи с чем власти и общество «должны сотрудничать в реализации плановой массовой эмиграции евреев». Левые силы последовательно высказывались за равноправие наций, что отдаляло их от прочих лагерей.
Отношение к радикализму также отличало отдельные партии: лишь часть их декларировала себя как радикальные. Таковой называла себя проправительственная ПП, уточняя: «Ошибался бы от, кто радикализм, вооружённый чувством действительности и государственническим чувством,
отождествлял с развязыванием революции». СХ характеризовала себя «классовой организацией крестьян радикального характера». Партией, декларировавшей свою революционность, была ППС. Программа партии 1937 г . нацеливала партию на борьбу «за полную смену общественного строя», за «ликвидацию эксплуатации и подавления всякого рода». Левые крестьянские «Вызволене» и СХ выступали за аграрную реформу без выкупа земли.
Проблема связей с международными организациями и подверженности внешнему влиянию также разделяла партии. Большинство их выступало против любого внешнего воздействия на внутриполитические отношения. ПП утверждала, что революцию, «совершённую при чужой помощи, мы считали попросту предательством, которое должно было бы привести к новым разделам». СН отвергало «зависимость от всяких международных организаций, явных, как социально-политические интернационалы, или же тайных, как масонство». Отрицательно характеризовал Е. Гертых лидеров центристов за их стремление «опереть Польшу на западные “великие демократии”». ОНР в своей программе шёл ещё дальше, говоря о решительной борьбе со всем, что угрожает целостности польской нации, называя «коммунистические, масонские и капиталистические международные организации».
Центристы, которых правые постоянно обвиняли в связях с международным масонством, отрицали свою связь с внешними силами. СП, например, заявляло о том, что оно отвергает «оскорбляющее нас слепое подражание разным, модным сегодня чуждым примерам», хотя и стремилось гармонизировать свои идеологию и деятельность «с самым близким для нас всегда миром западной культуры – христианской». Лишь ППС, декларируя свою приверженность марксистскому принципу пролетарского интернационализма, заявляла в программе 1937 г: «В связи с трудящимися массами всего мира как член Социалистического рабочего интернационала, Польская социалистическая партия стремится к созданию Польской социалистической республики…».
Существенным различием между лагерями были взгляды на структурирование польского общества и попытки идентифицировать себя с точки зрения своей социальной базы. В зависимости от этого каждая партия стремилась указать на те слои, интересы которых она защищает.
По государственно-политической принадлежности определяла свою базу санация, выражая её в нечётких формулировках о своих сторонниках–приверженцах государственнических идей Пилсудского. «Мы обращаемся к тем в нации, кто хочет быть одним из сознательных созидателей сегодняшнего дня и будущего Польши, кто желает внутреннюю жизнь Польши нацелить на стиль и уровень достойный великой нации…», – говорилось в декларации ОЗН.
По этническому признаку делили польское общество эндеция и частично центр, постепенно к этому склонялась и санация. СН заявляло, что «служит благу нации как исторической целости». НПР в своей программе указывала на «разделение человечества на нации, а те на общественные классы», признавая «общность общенациональных интересов польского пролетариата с иными общественными классами нации» и позиционируя себя «одновременно как национальную партию, так и рабочую партию». Признавая борьбу между классами, НПР подчёркивала, что ведёт её «в общегосударственных границах, не возносит её, однако, до абсолютного принципа». Но и такая трактовка классовой борьбы отдаляла эту партию даже от ПСХД, заявлявшей, что «принципиально отвергает борьбу классов и господство одного класса над другим». В программе же созданного из этих партий единого СП заявлялось: «Самой высшей естественной общностью является Нация», а «Польша является национальным государством и польская Нация является в нём хозяином». Приверженность национализму не препятствовала острому противоборству СН и ОНР: идеолог первого Е. Гертых обвинял ОНР в «компрометации национальной идеи и Национального Лагеря». Между партиями правицы и центра имели место расхождения по вопросу, кто наиболее полно отстаивает интересы польской нации. Последнее становилось как основой для сотрудничества эндеции и центристов до 1930-х, санации и отдельных группировок эндеции в конце 1930-х гг ., так и для враждебности эндеции к левым за якобы имевший место их отказ отстаивать интересы именно польской нации.
Критерий структурирования общества по вероисповеданию использовал прежде всего ПСХД и в меньшей степени – эндеция. Декларирование защиты интересов католической церкви и католиков поощряло и сближение (эндеция и центр – до 1930-х гг ., хотя велись дискуссии, кто в большей степени отстаивает католические ценности, при этом первые делали упор на поляках-католиках, вторые же – на приоритете христианских ценностей в общественно-политической жизни), и враждебность (эндеция и левые).
Левые декларировали в своих программах классовый подход к структурированию общества. «Вызволене» заявляло, что является «политической организацией сельского населения», а СХ – «классовой организацией крестьян», объединённое СЛ в своей программе 1931 г. охарактеризовало себя «политической организацией сельского населения, польских крестьян». ППС в программе 1920 г . характеризовала себя «выразительницей потребностей и стремлений рабочего класса», а в программе 1937 г . говорила уже о борьбе партии за «освобождение трудящихся масс от пут насилия и эксплуатации», поскольку социалистическое движение объединяет «значительную часть крестьянства, а также трудовой интеллигенции, охватило безработных, к нему обращают надежды большие группы молодёжи». Классовый подход и сходство социальной базы могли вести как к враждебности партий (выход из ППС в 1928 г . пилсудчиковской «бывшей Революционной фракции» (ППСдФР), соперничество «Вызволене» и СХ до 1931 г . за мелкое и среднее крестьянство, а НПР и ППС – за рабочих, конкуренция между людовскими партиями и ППС за трудящиеся слои деревни), так и сближению их вплоть до объединения (людовцы с 1931 г .).
Отстаивание интересов трудящихся левыми партиями позволяло им сотрудничать с другими подобными партиями. «Вызволене» заявляло о стремлении поддерживать с рабочими организациями «отношения братства и дружбы», вести борьбу за создание народной Польши через «создание крестьянско-рабочего правительства».
СХ провозглашало стремление «жить в дружбе и согласии» с теми, кто работает («рабочие, ремесленники, трудовая интеллигенция»). СЛ в программе 1931 г . говорило, что партия «поддержит правильные требования рабочих масс», не противоречащие, в частности, «благу государства». В то же время основой будущего аграрного строя, по СЛ, должно стать «индивидуальное самостоятельное земледельческое хозяйство, основанное на частной собственности». Последнее положение вступало в противоречие с программными установками ППС, предполагавшими, что социалистическая Польша «возьмёт в свои руки средства производства и коммуникации». ППС высказывалась за создание рабоче-крестьянского правительства.
Отношение к санации, санационному режиму и его создателю Ю. Пилсудскому наиболее чётким образом разделяло основные партии на правящий лагерь и оппозицию. Прежде всего санацию и оппозицию разделяли отношение к Пилсудскому и оценка степени важности существования Польского государства. Именно позитивное отношение к Пилсудскому и его деятельности, а также признание Польского государства высшей ценностью стало главным фактором сближения и объединения в единый санационный лагерь группировок разных идейных направлений. Статус санации как правящего лагеря стимулировал сближение с ней группировок сторонников Пилсудского в оппозиционных партиях, преимущественно левых и центристских. Часть таких группировок вошла в состав ББВР, декларируя идеи, часто несовместимые друг с другом. ПП заявляла: «…Мы стоим в ряду демократических партий», – что не очень соответствовало общей линии ББВР. ППСдФР же провозглашала идеи социальной революции: «Победоносная социальная революция даст возможность социалистической, экономической, политической и культурной перестройки жизни народов», в стремлении к чему партия «объединяет свои усилия с акцией сознательного пролетариата всех стран», стремится «к социалистическому правлению, опирающемуся на трудящиеся массы города и деревни». Это коренным образом противоречило идеям консервативных и части правонационалистических сил, также оказавшихся в лагере санации. Объединяли разнородные группировки в ББВР положения декларации Блока о том, что деятельность правительства Пилсудского «убеждает нас, что найден соответствующий путь, ведущий к мощи Государства и благополучию его граждан» и «сотрудничество с правительством Маршала Пилсудского является для каждого гражданина наказом патриотической обязанности и государственной мудрости», а также утверждение в декларации ОЗН: «Сегодняшняя Польша является делом Юзефа Пилсудского».В то же время позитивное отношение к Пилсудскому не остановило перехода в оппозицию санационному лагерю части левых пилсудчиков.
Охарактеризовав в программной декларации СД Пилсудского как «строителя польского Государства», эта часть пилсудчиков заявила о своём неприятии эволюции санационного лагеря после его смерти.
Тем самым приверженность сходным идеям разных сил не обязательно вела эти силы к сближению, это воспринималось как основание для противоборства. Представляется, что наиболее существенным, системным различием между этими силами было отношение к Пилсудскому и его государственническим идеям, что делило политические силы на правящий лагерь санации и оппозицию. Существовали и иные линии раздела, проходящие уже внутри оппозиции, частично затрагивая и санацию. Оппозицию разделяло отношение к демократии, национальным меньшинствам, причём в направлении правонационалистической оппозиции эволюционировала часть санационного лагеря. Отношение к католицизму осложняло отношения между демократическими левыми и центристскими партиями, но создавало почву для сотрудничества центристов и правых.
Делили политические силы отношение к радикализму и к связям с международными организациями, а также взгляды на структурирование польского общества. В то же время в правящем санационном лагере могли уживаться группировки, идейно отличные друг от друга [18, С. 79-83].
