Обитай-же Иуда, брате мiй коханий,
Бо есù друг мiй, присносоизбраннiй,
Добрую мы с тобою пораду мàли,
Що Исуса Назарянина на хрест изоняли,
Теперь- же я тобi позволяю зо мною сидiти,
И яже яз пию чашу, той ти будешь пити,
Да тiльки об сёму не изволь скорбiти,
Що менi буде в день судний, те й ти будешь терпiти,
Нi унивай, но пожди, поки прийде свiту конец
И водружим на главу мою мiй прекрасный вiнец.
Украинские пасхальные вирши сер. ХIХ в.
Образ Иуды получил широкое осмысление в фольклоре. Поздние предания «заполнили» лакуны, которые имелись в евангельской биографии предателя. Зловещие предсказания связывались уже с самим рождением этого человека: он был зачат в постный день (пятницу), поэтому обречен стать преступником и убийцей. Его мать носила ребенка в чреве целый год. Перед родами за душу мальчика поспорили два ангела, и злой ангел завладел второй половиной его жизни, отсюда Иуда был до определенного времени праведен, а потом внезапно стал негодяем. В фольклоре изменник считается рыжим, нередко картавым и косоглазым, то есть собирает в себя все народные признаки злого нрава и коварства.
Согласно одной из легенд, Иуде было предсказано, что он совершит грех кровосмешения с собственной матерью. Поэтому родители бросили новорожденного младенца в бочке в море. Но он выжил, вернулся, убил отца и овладел матерью, которая узнала его по особой метке — либо шраму, либо золотой булавке в голове. Но он раскаялся — 33 года носил на вершину горы воду и поливал сухую палку, пока она не зацвела. И тогда его приняли в число учеников Христа.
В некоторых легендах с детства объединяются образы Христа и Иуды. Они якобы росли в одном селе, дружили, играли вместе, а потом один предал другого. правда, в ряде легенд Иуда был распят вместе с Иисусом. Кроме того, есть рассказ, что Христос предсказал рождение Иуды. Пекарь отказался продать ему и апостолу Петру хлеб, и Учитель сказал, что у скаредного торговца родиться сын, который погубит Мессию.
Фольклор во многом дополнял и конкретизировал евангельские предания. В нем объяснялось, что на измену Иуду подвигли жадность, гордыня, зависть к Христу, ревность, чувство соперничества. Есть лужицкая песня, где Иуда проиграл учителя в азартные игры: его послали с 30 сребрениками и купить еды для апостолов, а он соблазнился игрой, первые два раза выиграл, а на третий спустил все. Он испугался, что его будут ругать за потерю денег, но игроки-иудеи сказали: «Отчего опечалился? Иди, продай своего учителя за 30 сребреников». Горе-апостол сгоряча так и сделал, а потом повесился от раскаяния.
Сказителей интересовало, на каком дереве повесился предатель. В большинстве легенд названы осина (которая после этого всегда «дрожит», шелестит листьями даже в безветренную погоду), рябина или бузина. Согласно малороссийским легендам, осина с повешенным специально нагнулась, чтобы иуда не попал после смерти в Ад и не вышел оттуда вместе с грешниками, который выведет Христос. Как только свершилось Воскресение — осина выпрямилась и затянула веревку. В белорусской фольклорной версии осину нагнул сам Иисус. Кроме того, рассказывают, что Иуда хотел повеситься на березе, но она от страха побелела. Кровь преступника брызнула на ольху, и поэтому ее древесина стала красноватой .
В Галиции бытовало верование, что, когда Иуда повесился, его тело разорвало ударом грома и разбросало по всему свету. Лужицкие славяне считали, что Христос объявил Иуду прощенным, но тот все равно повесился, не приняв милости Мессии. По другим фольклорным версиям, Иуда был придавлен деревом, выпустил себе кишки, погиб от болезни, при которой тело его распухло и сгнило еще при жизни. По разным сказаниям, из трупа изменника выросли «злые» растения — табак, хрен, лук, чеснок. После его смерти на земле появились висельники и утопленники, то есть он выступает в виде своеобразного «культурного антигероя», основателя «клана» самоубийц.
В Аду Иуда как самый великий грешник в истории человечества пользуется разными привилегиями и повышенным вниманием сатаны, но в то же время претерпевают различные муки. По украинским поверьям, душа предателя может выходить из преисподней и скитаться по земле. Если человек нарушает пост на страстной неделе, она может вселиться в него и вызвать падучую болезнь. Малороссийская сказка повествует, что Бог трижды предлагал иуде покинуть Ад вместе с другими прощенными грешниками, но тот отказывался. после третьего раза Господь сказал: «Проклятый же ты, Юда-ябеда, от ныни и до вику ! Тут же оставайся и перелогами питайся !».
Имя Иуды перешло на многие персонажи народной демонологии. По-украински «юда» — «нечистая сила». При заговаривании от болезни домашнего скота заболевания отсылаются «Иуде на здоровые ноги». Белорусам известен «Юда — беззаконный черт», оборотень со смертоносными клыками, или «Чуда-Юда», крадущий с неба солнце, месяц и звезды. В Сибири «Иудой беззаконным» звали водяного. В Болгарии и Македонии распространены поверья о «юдах» — злых демонах, которые по ночам душат детей.
С топосом предательства Иуды связаны некоторые народные обряды. У поляков «злым днем» считается 1 апреля — день рождения первого изменника. У западных и южных славян-католиков встречается обряд «сожжения Иуды». На роль предателя назначалось соломенное чучело или бревно, которое торжественно сжигалось возле костела. Углям от этого костра приписывалась магическая защитная сила. Из них делались «иудины крестики», которые приносили на поле для охранения от непогоды и вредительства со стороны нечистой силы. В день Святого Яна (24 июня) эти обереги закапывали в навозную кучу во дворе, чтобы в хозяйство не смогла проникнуть ведьма. Охранительный характер также носили западнославянские пасхальные печенья в виде человеческих фигурок и петелек, которые именовались «иудины петли». Считалось, что если человек съест такое печенье, намазанное медом, то его в течение года не укусит змея и не поглотит болотная трясина. В Баварии на Светлый Праздник сжигали чучело иуды, пепел бросали в воду во избежание бури и грома.
На Страстной неделе бытовал обряд «преследования Иуды». Исполняющий его роль, облаченный в соломенную одежду, бегал по селу, а за ним гонялись дети с трещотками и колотушками. Игра завершалась либо сжиганием одежды «изменника», либо сбрасыванием с костела соломенного чучела Иуды. С данным ритуалом тесно связан польский обычай «наказания Иуды». Чучело предателя, к которому приторачивался мешочек с 30 кусочками стекла, носили по улицам, дергали за волосы, били, пинали, окунали в воду, сбрасывали с костела. Правда, в последнем случае кукла порой заменялась живым котом. Несчастное животное в мешке скидывали с колокольни. В Богемии на Страстной Четверг вместе с изображением Иуды сжигались все конфискованные церковниками и властями «нечестивые» книги. В Корфу в ночь на праздник Воскресения из окон и крыш бросали черепки на улицу: это символизировало побиение Иуды камнями.
В Чехии и Словакии «Иудой» наряжался один из ряженых в пасхальных процессиях. Его атрибутом был денежный мешок, из которого он бросал черепки или камни в качестве «платы» за выпрошенное угощение. Деревянное или тряпичное чучело бывшего апостола возили в тачке по деревне, распевая песни о предательстве Иуды и муках Христа.
Стоит отметить, что в позднем фольклоре наблюдается тенденция обобщения образа Иуды до злодея вообще (малороссийский «месячный ведьмач Юда», белорусская сказка об «Юде-разбойнике», аналогичная финская сказка, румынское народное сказание о главе демонов Иуде, который посылает их на Землю, дабы они «всюду сеяли тютюн») .
Версии о наказании изменника. Как с древа сорвался предатель-ученик, Диявол прилетел, к лицу его приник, Дхнул жизнь в него, взвился с своей добычей смрадной И бросил труп живой в гортань геенны гладной… Там бесы, радуясь и плеща, на рога Прияли с хохотом всемирного врага, И шумно понесли к проклятому владыке, И Сатана, првстав, с веселием на лике, Лобзанием своим насквозь прожег уста, В предательскую ночь лобзавшие Христа. А.С. Пушкин Совершение греха обязательно предполагает искупление, возмездие за неправедный поступок. Поскольку преступление Иуды считалось самым страшным в истории человечества, его участью грозили, как страшным проклятием. Михаил Комнин в своем Хрисовуле грозит грешникам «судьбой Иуды». В сирийском требнике (…) помещена вкладная запись по-арабски: «Сия благословенная книга завещана церкве Синайского монастыря, и кто вынесет ее оттуда или вырвет из нея лист, тому врагом будет Богоматерь и судьба его будет одинакова с судьбой Иуды Искариотского» . Поскольку в Евангелиях и Деяниях апостолов помещены две разные версии гибели Иуды, этот сюжет получил наибольшее количество толкований. Ефрем Сирин писал, что Сатана, видя, что смерть Иисуса стала его победой, и его крест —символом Освобождения, вошел в Иуду и заставил его пойти повеситься. А что «разселось чрево его» — он упал из петли и, уже мертвый, переломился пополам . Евфимий, пытаясь примирить евангельский рассказ о повешении и вариант деяний о лопнувшей утробе, говорил, что Иуда повесился, но его вынули из петли. Он прожил еще какое-то время, а затем все равно сорвался с высоты и разбился. Эразм, Гейнсиус, Гроциус, Гроновиус считали, что Писание не стоит понимать буквально: Иуда был задушен печалью, отчаянием, и лопнул от чрезмерной душевной боли . Толчок многим трактовкам дало сочинение Папия (? – между 156-165) «Толкование изречений Господа нашего» (ок. 130), которое до нас не дошло, и мы знаем о его содержании только по поздним пересказам. Евкумений со ссылкой на Папия приводит две версии смерти Иуды. Согласно первой, он был раздавлен колесницей. По второй, он повесился, но оборвался с дерева, остался жив, но гнил заживо, его ели черви, и в конце концов он лопнул. Ориген, коптская легенда и Феофилакт Болгарский (перв. пол. IХ – ок.1107) придерживались несколько иного истолкования легенды, содержащейся у Папия (мы цитируем отрывок из сочинения Феофилакта): «Великий пример нечестия представляет в этом мире Иуда, тело которого распухло до такой степени, что он не мог проходить там, где могла проезжать повозка, и не только сам не мог проходить, но даже и одна голова его. Веки глаз его, настолько, говорят, вспухли, что он вовсе не мог видеть света; а самих глаз его невозможно было видеть даже посредством медицинской диоптры: так глубоко находились они от внешней поверхности… После больших мучений и терзаний он умер, говорят, в своем селе, и село это считается пустым и необитаемым даже доныне; даже доныне невозможно никому пройти по этому месту, не зажав руками ноздрей. Таково зловоние, которое сообщилось от его тела земле» . Таким образом, по этой легенде Иуда не покончил собой, как о том свидетельствуют Евангелия. Как же все было на самом деле? Феофилакт Болгарский приводит версию, согласно которой Иуда не хотел гибели Христа. Будучи сребролюбивым, он хотел только получить деньги и был уверен, что Учитель скроется от иудеев, как неоднократно делал это раньше. Когда Искариот увидел, что его план сорвался, и Иисуса распяли, то он решил удавиться, чтобы встретить Господа в аду и там умолить его о прощении, тем самым получив спасение. Феофилакт рассказывает следующее продолжение этой легенды, также, видимо, идущее от Папия: «Знай к тому же и то, что Иуда надел себе на шею петлю, повесившись на каком-то дереве, но так как дерево наклонилось, то он остался жив, ибо Бог хотел сохранить его или для покаяния, или же в посмех и поношение. Ибо говорят, что он впал в водяную болезнь, что там, где свободно проходила колесница, он не мог пройти, а впоследствии, упавши ниц, разорвался, или «проседеся», как говорит лука в «Деяниях» (Деян. 1: 18)». Данные легенды получили очень колоритное осмысление в европейских мистериях. В бретонской драме Иуда после смерти приговаривается к нахождению в ледяном колодце, ведущем в Ад, где он будет предан «тысяче мучений». Грешник жалуется зрителям на Провидение: зачем меня создал Бог, чтобы облечь на такие страдания? Он же исповедался, сознался, раскаялся, вернул деньги — где же хваленое милосердие Христа ? Тогда из колодца выходит фурия о объявляет, что изменнику прощения не будет. Она напоминает слова Иисуса: «Горе тому, кто предаст Сына Человеческого». В «Mystère de la Passion» Гребана обыгрывается сюжет с поцелуем Иуды: душа обычного умирающего человека выходит через уста, но здесь — она не может пройти через уста, предательски целовавшие Бога. Поэтому-то у него и лопается живот: это душа не нашла другого выхода. Причем при изображении данного сюжета мистерии были весьма реалистичны: из живота падали бутафорские кишки и вылетала птица-душа. В постановке в Обераммергау из чрева вываливались вместо кишок колбасы, которые тут же пожирались чертями. Самоубийство Иуды в мистериях обыгрывалось как казнь, свершаемая вельзевулом. Он стоял на лестнице и тащил к себе Иуду веревкой, Люцифер вынимал предателя из петли, и черти уносили его в Ад . Дерево, на котором повесился Иуда, определялось по-разному: фиговое (Беда, Ювенкус), смоковница (Антоний Мартир), дикая смородина (Фриш) . Осмысление роли деревьев в евангельском сюжете иной раз принимало довольно странные формы: в книге «Toledóth Jeschu» говорилось, что ни одно дерево не хотело, чтобы на нем распяли Иисуса. Тогда Иуда принес из своего сада огромный куст, на котором и казнили его Учителя. Особо подробно разрабатывалась тема «Иуда в Аду». Поскольку Христос после распятия спустился в Ад и вывел оттуда всех прощенных грешников, то необходимо было определить, какова судьба Иуды, который к этому времени уже успел повеситься и, несомненно, попасть в Ад. Выше уже говорилось, что в ряде легенд его смерть затягивается для того, чтобы он не успел воспользоваться этой милостью Иисуса. По другим, его не вывели из Ада вместе с остальными душами — он там остался один, и лишь потом, с поступлением новых грешников, преисподняя снова стала заполняться. В «Сказаниях об апостолах» Св. Бартелемея приводится легенда о сошествии в Ад апостола Павла и его встрече там с Иудой. Предатель жалуется: да, я виноват, но я же покаялся, осудил сам себя, вернул деньги — ведь сам Иисус обещал прощать до 77 раз ! А Иуда оступился всего два раза: первый, когда предал, и второй, когда Христос послал бывшему апостолу испытание: «Иди в пустыню и не бойся никого, кроме Бога !» На горе в пустыне Иуде явился Дьявол, перепуганный грешник пал ниц, «узнав в нем моего Господа». Покаяния и прощения не получилось. В легендах говорится, что слуги Дьявола (стражи Аментеса) возмутились на своего господина: какой же ты наш царь, если у тебя свели все души ? Сатана ответил: не все, вон, Иуда остался. Тогда Христос послал архангела Михаила вывести и предателя, чтобы Дьявол не мог бахвалиться. И Михаил демонстративно вывел, чтобы показать могущество господа, а потом вернул обратно, в Тартар Аменеса, где изменник должен жить до дня судного . Особенно подробно описываются мучения Иуды в Аду. Чаще всего его душу бесконечно пожирает Дяьвол (коптская легенда, «Видение Альберика Монтекассинского»). Также встречаются следующие виды наказания: повешенье на скале посреди моря, поджаривание на раскаленной решетке, ищбиение кожаными ремнями с посыпанием ран солью и т.д. В немецких и глландских сказаниях Иуда сидит нагой на белом камне, половина его тела мерзнет, а половина горит от раскаленного камня . У Данте Алигьери (1265-1321) в «Божественной комедии» предательство изображается самым страшным грехом, а Иуда называется «первопричиной зол». Свершившие измену помещаются в самый нижний круг Ада, где их души вмерзают в лед . При этом изо льда вздымается наполовину заключенный в него Люцифер, у которого три лица и, соответственно, три пасти: Шесть глаз точило слезы, и стекала Из трех пастей кровавая слюна. Они все три терзали, как трепала, По грешнику; так с каждой стороны По одному, в них трое изнывало. Переднему не зубы так страшны, как ногти были, все одну и ту же Сдирающие кожу со спины. «Тот, наверху, страдающий всех хуже, — Промолвил вождь, — Иуда Искарьот, Внутрь головой и пятками наруже. А эти — видишь — головой вперед: Вот Брут, свисающий из черной пасти; Он корчится — и губ не разомкнет, Напротив — Кассий, телом коренастей». Однако в Европе довольно рано начинают распространяться легенды о смягчении участии Иуды в Аду за его добрые дела. По мнению С. Соловьева, эта идея была взята из цикла «Сказаний о грешной матери» (легенды, рассказывающие о том, что грешник может быть освобожден из Ада за добрый порыв души) . Заступницей за Иуду выступает Богородица, которая с IХ в. на Западе начинает играть роль прощающей грешников, владычицы Ада и способной в последнюю минуту вырвать даже самую черную душу из лап Сатаны. При этом, по наблюдениям С. Соловьева, Иуда пользуется в «прощающих сказаниях» куда большим покоем, чем остальные грешники . Самое раннее описание отпуска Иуды от адских мук содержится в «Плавании Святого Брендана» (484-577), дошедшем до нас в латинской, французской, итальянской, английской, немецкой, голландской и чешской версиях. В них рассказывается, что муки Иуды в Аду происходили по расписанию: в понедельник он прикован в верхнем Аду к колесу, которое ветер гоняет по всем окрестностям, во вторник он оказывается в нижнем Аду в постели, утыканной острыми шипами, а демоны сверху наваливают на него камни. По средам Иуду варят в смоле и потом жарят на вертеле в верхнем Аду. В четверг его низвергают в холод и тьму нижнего Ада. В пятницу с изменника сдирают кожу в верхней Преисподней, а затем огненным шестом скидывают в кучу соли и сажи, которые облепляют Иуду. Поверх этого жгущего слоя тут же нарастает новая кожа, которую опять начинают обдирать — и так десять раз. В завершение данной пытки черти поят Иуду расплавленными свинцом и медью. В субботу преступника сбрасывают в самый вонючий каземат нижнего Ада, его начинает тошнить от невыносимых запахов, но выпитые накануне свинец и медь закупорили ему глотку, и он раздувается и чуть не лопается. Зато в воскресенье у Иуды отпуск: его отпускают посидеть и отдохнуть на пустынном островке у самого входа в Ад. Правда, при этом его бьют холодные морские волны и хлещет по лицу мокрая одежда, вывешенная перед ним на двух железных шестах. Иуда говорит, что «Я пользуюсь здесь отдыхом; когда я сижу здесь, мне кажется, что я нахожусь в Раю блаженства при одной только мысли о тех мучениях, которые предстоят мне сегодня вечером». Отпуск вызван благодарностью за добрые дела предателя. По одному объяснению, он как-то подарил бедняку льняной платочек. По другому, он заложил камнем яму на общей дороге, и теперь этот камень обратился в скалу, на которой он отдыхает. Также Иуда пожертвовал в храм два железных шеста и подарил прокаженному одежду, но поскольку это платье было украдено, то оно не облегчает состояния бывшего апостола, а больно хлещет его по лицу. Со временем мотив отдыха Иуды и зачета ему добрых дел приобретает в европейской книжности все большую популярность. В «Путешествии Бадуина с язычником Полибаном», как и у Данте, герои достигают Ада. В первом кругу содержатся дети, не возродившиеся после крещения, во втором — неверные народы и самоубийцы, предавшиеся отчаянию, в третьем — убийцы и лихоимцы, и среди них Иуда. Его, однако, выпускают погулять на субботу и воскресенье, за то, что положил доску на переправе и подал милостыню нищему. В поздних легендах время отпуска Иуды увеличивается все больше и больше: к воскресеньям добавляются все богородичные праздники, Рождество, Богоявление, Пасха, пятидесятница, Троица и т.д. . В рассказах о наказании Иуды интересно даже не то, что в них привлечен весь известный средневековому человеку арсенал пыток и казней. Примечательно проявление в них западноевропейских этических стандартов: идеи вновь чуть ли не «коммерческого зачета», которым можно искупить любой грех (ср. известную систему покупки индульгенций). Даже самый страшный грешник может предъявить «счет добрых дел», за которые ему «скостят» наказание. Идея Данте о предательстве как самом главном грехе на этом фоне меркла, и имела куда меньшую популярность.
Объяснение атрибутики предательства
О Иуда, злой Иуда,
Продал за тридцать Христа,
Поступил ты очень худо:
Надо брать не меньше ста
Дореволюционная
рабочая печать
Особый интерес у средневековых толкователей вызывали 30 сребреников, в которые сперва оценили Господа, а затем Иуда бросил эту плату предательства в храме, поскольку проклятые деньги жгли ему руки. Необычная судьба этих денег в конце их обращения порождала легенды об их изначальной необычности. У Готфрида Витербского в «Combat d’Adam» приводится рассказ, что тело Адама было положено в склеп вместе с телами патриархов. Ной, спасаясь от потопа, забрал в ковчег труп Адама, а также хранившиеся вместе с ним ладан, золотые монеты и смирну. Позже Сим и Мельхиседек похоронили Адама на Голгофе. Авраам унес деньги в Ханаан, и на них позже был куплен Иосиф, сын Иакова. Эти динарии кочевали по миру, их держали в руках фараон, Соломон, Навуходоносор. Волхвы принесли их в дар младенцу Иисусу. Затем деньги каким-то образом оказались в сокровищнице Иерусалимского храма, откуда попали к Иуде и, в конце концов, к воинам, приставленным к Гробу Господню.
Согласно другим легендам, сребреники были вычеканены ассирийским царем Нином с его изображением из золота, которое взял с собой Адам, покидая Рай. Причем они опять-таки связаны с будущими дарами волхвов: Адам, покидая Рай, захватил с собой золото, ладан и миро, которые положили в его могилу, откуда их извлек Ной, спасая тело Первого Человека.
По замечанию С. Соловьева, легенды о сребрениках часто объединялись с преданиями о крестном древе. По сказанию, приписываемому Севериану, епископу Гевальскому, сребреники были вычеканены из серебряного венца. Происхождение последнего таково: Лот принес Аврааму «три главня» (корня), из них выросло дерево. Его срубили для постройки храма Соломона, но никак не могли приладить: то оно слишком длинно, то слишком коротко. Южская царица Сивилла предрекла, что на этом дереве распнут Мессию. Тогда Соломон велел обложить ствол 30-ю венцами из чистого серебра, по 30 сребреников в каждом. Впоследствии один из них и был отИан иуде в качестве уплаты за предательство.
Наиболее экзотической здесь выглядит коптская легенда. При постройке храма Соломона рабочие никак не могли расколоть огромные камни. Тогда мудрый царь велел похитить детеныша птицы Рух. Несчастного птенца спрятали посреди двора под медным котлом так, чтобы наружу торчали крылья. Взрослые птицы увидели это безобразие и притащили из Эдена дерево, которое сбросили на котел. Тот раскололся, и Рух унесла своего спасенного сына. А строители храма подобрали дерево и затем успешно кололи им камни. Потом уже ненужный ствол валялся во дворе дворца.
К Соломону приехала из Абиссинии в гости царица, у которой одна ножка была женская, а другая — козья. Любопытный царь хотел посмотреть на это чудо природы, но гостья наотрез отказывалась приподнять перед ним подол платья. Тогда по приказу Соломона весь двор залили водою, а царице сказали, что через государев двор можно идти только пешком. Бедная женщина вынужденно подняла платье, чтобы не замочить его, любопытный монарх увидел козью ножку, и тут — о чудо ! — царица наступила на ствол, и нога стала женской. Уверововавший в чудесные свойства дерева, Соломон возложил его на алтарь храма и украсил серебренным венцом, такой же венец подарила царица, у которой теперь было две женских ножки. Теперь все цари, приезжавшие в гости, возлагали на ствол свои венцы — к рождению Христа их как раз и набралось тридцать штук. Их-то иудеи и вручили Иуде, а из дерева сделали крест для распятия Спасителя .
В ряде западных апокрифов атрибутом Иуды выступает петух (который вообще-то был символом другого предательства — отречения апостола Петра «до третьих петухов»). Данный сюжет присутствует в Евангелии Никодима, у монаха Андриуса, в «Cursor Mundi», в средневековых чешских легендах. Согласно нему, после казни Учителя мучимый совестью Иуда пришел домой за веревкой. Жена жарила ему петуха. Иуда ей все рассказал, она стала его утешать, говоря, что Иисус лжец, никто не может воскреснуть, как вот этот жареный петух. И тут петух взмахнул крыльями и трижды пропел. Иуда убедился в божественной сущности Христа и повесился. В некоторых вариантах неверие в воскресение петуха выражает не жена, а сам Иуда. Также есть версии, что это тот самый петух, который пел при отречении Петра.
По-другому роль петуха изображается в коптской легенде. На Тайной вечере Христу принесли жареного петуха. Когда Иуда вышел, Иисус велел петуху встать и проследить за апостолом. Он и сообщил Мессии о готовящемся предательстве, и за это петуху обещан Рай .
В легендах о сребрениках отразилась еще одна характерная особенность средневековых апокрифических сочинений: замыкание и объединение сюжетов в единую цепочку, объяснение мельчайших деталей через общность их происхождения. Тем самым число предметных образов в легендах сводится до минимума, поскольку они взаимосвязаны. Это объясняется стремлением к исторической актуализации: сюжеты из прошлого как бы «подтягивались» к современности через выстраивание подобных семантических цепочек.
Версии о причинах предательства
Память о том, что действительно побудило Иуду предать Иисуса, заглохла уже в самих Евангелиях… Кажется, действительно причины Иудина предательства евангелисты не знают, не помнят или не хотят вспоминать, может быть, потому, что это слишком страшно, «соблазнительно» для них, или потому, что знают, что «говорить всего всем не должно» (Ориген).
Дмитрий Мережковский
«Иуда предатель»
Евангелия очень нечетко говорят о причине измены Иуды. Апостол решил предать, и в него вошел Дьявол — вот, собственно, и все содержащиеся в них трактовки. Интерпретации патристиков в основном развивали эти положения и морально обличали Искариота. Авторы апокрифических сказаний пошли дальше и придумали объяснения причин преступления в соответствии с дискурсами своего времени.
По мнению С. Соловьева, к Евангелию от Никодима восходит «Слово о сошествии Иоанна Предтечи в ад и предательстве Иуды», приписываемое Евсевию Александрийскому и Евсевию Емесскому (у славян его автором считали Евсевия Самосатского). Согласно этому сказанию, причиной гибели Иисуса стало то, что его враг — Дьявол — испугался схождения Господня в Ад. Сперва он сумел погубить Иоанна Предтечу, который было явился в Ад и стал беседовать с пророками, но сатана сумел войти в Ироиаду и погубил Предтечу. Потом дьявол стал вооружать иудеев против Бога и вошел в Иуду. Последний был невообразимо скуп, это и подвигло его на предательство. Тем самым «из-за сребреников он стал врагом мириадам мириад и тысячам тысяч ангелов, одного только Дьявола другом. Погрузился в Тартар далеко от своего господа и надел на себя висельную веревку» .
В повести об Иосифе Арамейском (Narratio Josephi), помещаемом в рукописях вместе с апокрифическим Евангелием от Никодима, истоки предательства Иуды связываются не с детскими годами, а с интригами фарисеев: за семь дней до Пасхи разбойник Дисмас похитил писанный закон из Иерусалимского храма, без которого нельзя было приступать к празднованию Пасхи. За утрату Закона Сарре, его хранительнице, дочери первосвященника Каиафы, грозило сожжение. Тогда Иуда на переговорах о предании Христа в руки фарисеев посоветовал обвинить в похищении Закона Иисуса (почему Господь и оказался под судом вместе с разбойником Дисмасом). Эту идею горячо поддержали Каиафа и Анна, дали денег, солдат. Остальное происходило по каноническим Евангелиям .
В средневековье в Европе получила распространение идея Блаженного Иеронима (ок.345 — 420), что причина предательства была вульгарно-коммераческая: Иуда похищал десятину изо всего, что жертвовалось Христу и апостолам. Потеряв благовоний на 300 динариев, он решил компенсировать свои 10 процентов тем, что продал Иисуса за 30. Эта трактовка отражена в уже упоминавшемся сборнике Якова де Ворагине «Legenda aurea» («Золотая легенда»). На ее основе возникли аналогичные французская и шведская версии. В романе об Иосифе Аримафейском Иуда жалуется, что потерял на благовониях 30 динариев собственного дохода, и с тех пор все искал средства компенсировать убыток. В древневенецианском изводе сочинения Св. Брендана звучит тот же мотив: Иуда предал из-за растраты, принесенной Марией Магдолиной, но он совершенно не думал, что его коммерческая операция возымеет столь плачевные и серьезные последствия.
В английской балладе (в которой, кстати, возникает еще один образ — сестры Иуды, которая призывает побить «лжепророка Иисуса» камнями) Иуда торгуется с «богатым иудеем Пилатом», что не продаст Христа ни за какое золото, а вот за 30 сребреников продаст. Это сумма, данная Иуде для закупки съестных припасов и украденная у него во время сна, и он боится, что ее востребуют В ХV-ХVI вв. данная тема получила развитие в мистериях (каталонской, провансальской и т.д.). Причем Иуда для выразительности изображается все время жалующимся на судьбу, на бедность, на голод, а Христа он называет «неблагоразумным»: погубил зря мира на 300 динариев!
В провансальской мистерии, излагающей вышеизложенную легенду об Иуде-Эдипе, сближаются сюжет «Иуды-Эдипа» с «коммерческой причиной» предательства: Иуда прижил с Сиборией двух детей, и, когда поступил в апостолы, для содержания жены-матери и младенцев получил право брать десятину со всех доходов общины Иисуса .
Интересно, что в объяснении причин предательства в европейских легендах мы видим отражение этических стереотипов эпохи. Особенно ярко это проявилось в развитии патристической темы корыстолюбия Иуды в типично западную «коммерческую идею предательства», с ее точным расчетом цены измены как процента от потерянного капитала. Здесь же видим заботу о провинившихся родственниках сильных мира сего, за проступки которых страдают «подставленные» невинные люди. В данных сюжетах отразились дискурсы, актуальные для европейской городской жизни с западным индивидуализмом и нарождающимися буржуазными отношениями.
Версии о происхождении Иуды и его включении в состав 12-ти апостолов
Евангелисты… только повторяют: «Один из Двенадцати, один из Двенадцати», — каждый раз с новым, все большим недоумением и ужасом.
Дмитрий Мережковский
«Иуда предатель»
Ряд легенд описывает детство Иуды и его биографию до встречи с Иисусом, причем в младенце-Искариоте явственно видны черты характера, которые потом воплотятся в предательстве учителя. Например, в арабском Евангелии детства говорилось:
«В том же городе была другая женщина, у которой сын был мучим сатаной. Он назывался Иудой, и всякий раз, когда злой дух овладевал им, он старался укусить тех, кто был около него. И если он был один, то кусал свои собственные руки и тело. Мать этого несчастного, услышав о Марии и Сыне Ее Иисусе, встала и, держа сына на руках, принесла его Марии. В это время Иаков и Иосиф вывели из дома Младенца Иисуса, чтобы Он играл с другими детьми, и они сидели вне дома и Иисус с ними. Иуда приблизился и сел справа от Иисуса. И когда сатана начал его мучить, как обыкновенно, он старался укусить Иисуса. И как не мог Его достать, он стал наносить Ему удары в правый бок, так что Иисус стал плакать. И в это мгновение сатана вышел из ребенка того в виде бешеной собаки. И этот ребенок был Иуда Искариот, который предал Иисуса. И бок, который он бил, был тот, который Иудей пронзили ударом копья».
Еще одним вариантом осмысления образа Иуды в европейской мысли является его сближение с мифом об Эдипе. Первым сопоставил их судьбы Ориген в своем трактате против Цельса . С ХIII в. в Европе получила распространение история из сборника «Legenda aurea» («Золотая легенда» )Якова де Ворагине (1230-1298). Ее содержание таково. В Иерусалиме жил человек по имени Рувим, иначе Симон, из колена Данова (NB: Антихрист тоже происходил из колена Данова) или, по другим версиям, Иссахарова. И него была жена Сибория. Они зачали ребенка. Сибории приснился страшный сон: будто их сын будет причиной погибели всего иудейского народа. Несчастные родители долго думали, что делать с этим пророчеством, а потом решили наречь мальчика Иудой, написать на бумаге его имя, посадить ребенка в ковчег и пустить в море. Ребенка принесло к острову Искариот, и поэтому звали его Иудой Искариотским.
Жена царя этого острова была бездетной. Она гуляла у моря, волны вынесли к ее ногам ковчежец. Женщина была очарована красотой младенца и солгала царю: притворилась беременной, а в положенное время за родившегося младенца выдала Иуду. Все царство и его правитель радовались. обман обернулся против царицы: в скором времени она сама зачала от своего мужа, и родила подлинного сына, но он оказывался как наследник престола младше подкидыша Иуды.
Подраставшие же дети злобно враждовали между собой, и более старший и сильный приемыш избивал царевича. Царица не выдержала, всем открыла тайну, в том числе и Иуде. Потрясенный юноша со злобы убил своего приемного брата и бежал с острова в Иерусалим. Там он поступил на службу к Пилату. Вскоре он получил поручение: принести игемону яблоки из красивого сада, расположенного неподалеку от дворца. Иуда отправился воровать яблоки. Сад же принадлежал Рувиму, его отцу. Хозяин поймал вора, завязалась драка, в которой Иуда убил свое родителя, не зная об этом.
Однако это преступление не было раскрыто, и через некоторое время Пилат велел отдать имение Рувима своему любимцу Иуде, который при этом женился на вдове бывшего владельца — то есть собственной матери. Они некоторое время жили вместе, но однажды, в пав в тоску, Сибория стала жаловаться на судьбу. она рассказала, как потеряла сына, пожаловалась, что потом злой рок лишил ее мужа и насильно отдал в жены чужому человеку. Потрясенный Иуда понял, что он сошелся с собственной матерью и убил своего отца. Чтобы искупить эти грехи, он решил примкнуть к числу учеников ходившего по Иудее проповедника Иисуса Назарянина, о котором говорили, что он мессия, Сын Божий. И Иуда стал апостолом… Дальнейшее известно по евангельским сказаниям .
Как заметил С. Соловьев, посвятивший вопросу об Иуде-Эдипе специальное исследование, желание отгадать причину измены бывшего апостола привело к трактовке происхождения его греха как следствия одного из самых гнусных преступлений — инцеста. Причем версия об Иуде-Эдипе отличается от других христианских сказаний о кровосмешении (легенда о св. Григории, Павле Кесарийском, Симеоне Сербском, Андрее Критском). В них проводится мысль, что сколь не велик грех, покаянием он может быть искуплен. В рассказе же об Иуде, напротив, инцест является причиной еще большего согрешения — предательства своего Господа.
По мнению ряда европейских ученых (Эдельстана Дюмериля, Гастона Париса, Драгоманова), в легенде об Иуде-Эдипе отразилась также вера в фатум. Гастон Парис считал, что данная история — восточного происхождения, но возникла в западной книжности, то есть, скорее всего, была сочинена обращенным евреем на основе мифа об Эдипе. С. Соловьев относит возникновение данной легенды к первым векам н.э., а причиной видит реакцию на апологию Иуды каинитами (поскольку в легенде присутствует не только «эдипов сюжет», но и убийство Иудой своего брата, пусть и сводного) . К этому добавим, что, возможно, на возникновение мотива инцеста в сказании об Иуде повлиял общий контекст сказаний об Антихристе, происхождение которого неизменно связывалось с блудом .
В поиске причин предательства путем изобретения биографии Искариота отразился средневековый стереотип о предопределенности человеческой судьбы, когда один поступок неизбежно вытекает из другого. Свой предыдущей жизнью человек как бы программируется на дальнейшие поступки. В случае с Иудой мы видим как бы «обратный ноэзис»: из итогового образа грешника-предателя авторы легенд пытались вывести поступки, относящиеся в детству и жизни до встречи с Христом, которые должны были обусловить склонность Искариота к измене.
Осмысление образа Иуды в европейской средневековой мысли. Исполняй гнусные условия, которые ты заключил с фарисеями, скрепи документ продажи, подпишись под тем, что написано с твоих слов; предай Того, кто сам желает быть предан; кроме ковчежца приобрети еще и кошелек неправды; уступи свое место разбойнику, имеющему за свое исповедание получить то звание, которого ты лишил себя предательством !
Иоанн Златоуст
«О предательстве Иуды», речь в Дафне
Средневековые авторы стремились объяснить наиболее недосказанные сюжеты канонического текста: происхождение Иуды и его включение в состав 12-ти апостолов, причины предательства, происхождение атрибутов предательства (например, 30 сребреников), наказание изменника. При этом на трактовку образа Иуды влияли уже новые дискурсы, более значимые для авторов текстов, чем первоначальное христианское предание.
Религиозная трактовка в апокрифических сказаниях ушла на второй план. Образ Иуды быстро стал неканоничным, а отражал уровень мировоззрения и систему ценностей средневекового общества на разных этапах его развития. В изображении предательства Господа концентрировались, если можно так выразится, наиболее актуальные пороки времени. Через них и пытались объяснить измену Иуды. Однако процесс ноэзиса не был односторонним: сформулированные в легендах об Иуде дискурсы уже в свою очередь влияли на осмысление иных сюжетов, связанных с верностью и изменой.
Рассмотрим бытовавшие в Европе IV-ХVI вв. легенды, связанные с образом Искариота, по содержащимся в них сюжетам, образующим семантический каркас топоса предательства Иуды.
Изменный дискурс в христианском вероучении Горе тому человеку, который предаст Сына Человеческого, лучше бы ему не родиться
От Матфея 26: 24
Все иностранные источники, описывающие дописьменную историю восточного славянства VI-Х вв., рисуют нам общество одного типа. Это социум, для которого системообразующими являются родовые связи (культ верности родичам и близким), особое отношение к «чужим» (они выделяются в особую категорию в любом случае, либо по типу ксенофобии, либо — охранительного отношения к их «инаковости»), верность господину, которому служишь, но допустимость смены этого господина в случае военного поражения или для выгодных условий службы. В этом обществе существуют представления о предательстве господина и необходимости соблюдения клятвы верности.
Перед нами характеристики социума, переживающего последнюю стадию развития родового строя и стоящего на пороге образования государства. В рамках государства взгляды на проблему верности — измены должны опираться на какую-то системообразующую идеологию. Непосредственное влияние на складывание собственно русского изменного дискурса оказало христианство, с конца Х в. ставшее государственной религией Древней Руси. Поэтому, прежде чем мы обратимся к изучению данного дискурса, стоит рассмотреть, как же трактовались категории «верности» и «измены» в Ветхом и Новом Завете, а также в патристике.
В основе христианского понимания категорий измена и верность лежали следующие идеи. Прежде всего, для Святого Писания характерно неприятие любого изменения, не ниспосланного свыше. В нем присутствует своеобразный культ стабильного status quo, который воплощается прежде всего в идее неизменяющегося Бога: «Зане аз господь ваш, и не изменяюся» (Мал. 3: 6). В Библии Бог выступает «Твердыней Израиля» (Втор. 32: 4). Его слова пребывают вечно (Ис. 40: 8), его обеты будут непреложно исполнены (Ис. 25: 1; Тов. 14: 44 1 Кор. 1: 20). Он не способен лгать или отрекаться (Чис. 23: 19). С помощью Бога верующие укрепляются и остаются неизменными в своей вере (1 Кор. 1: 8; 2 Фес. 3: 3).
В этой неизменности Бога воплощена идея, что он «верен, и нет неправды [в нем]» (Втор. 32: 4). Господь выступает как апофеоз, символ, высшее олицетворение понятия верности. Она является атрибутом, неотделимым качеством Бога: даже если мы неверны, он все равно верен. Ибо если он даже отречется от нас, грешных, то он все равно не сможет отречься от самого себя, своей сути (2 Тим. 2: 13). Вчера, сегодня, вовеки Господь будет один и тот же (Евр. 13: 8).
Взаимную верность Бога и христианина может разрушить только измена оступившегося человека: «Если некоторые и неверны были, неверность их уничтожит ли верность Божию ? Никак» (Рим. 3: 3). Именно люди несут в себе зародыши пагубных изменных поступков: «Бог не человек, чтобы ему лгать, и не сын человеческий, чтобы ему изменяться. Он ли скажет и не сделает ? Будет говорить и не исполнит ?» (Чис. 23: 19). Человек должен быть преданным только одному хозяину: «Никто не может служить двум господам» (Мф 6: 24). Феодорит Киррский считал эти слова квитэссенцией апории верности Богу .
Что предполагает этот дуализм верности человека Богу и верности Бога поверившим в него, являющийся центральной апорией христианского вероучения ? Основой веры в Бога Истинного является исполнение Союза/Завета с Господом (Ис. Нав. 24: 14; 3 Царю 8: 56; Пс. 84: 5,11). Условием сохранения этого неразрывного Союза/ Завета верующего и Бога является верность, с которой человек следует по предначертанному ему пути (Исх. 19: 5,8). Поэтому для подлинно верующего главной добродетелью является преданность (Флп 4: 8). Соблюдение преданности есть залог благополучия народа: «Соблюдайте все уставы мои и все законы Мои и исполняйте их, — и не свергнет вас с себя земля, в которую Я веду вас жить» (Лев. 20: 22). Квинтэссенцией этого образа преданного Богу праведника является «верный Авраам», без колебаний готовый пожертвовать собственным сыном во исполнение воли Всевышнего (Быт.22: 1-19). Недаром толкователями и переводчиками главный антагонист Бога — Сатана — трактуется как «отступник, мятежник» .
Народ должен быть предан Богу, но и Бог верен своему народу. Он дает ему обетования, которые неизменно выполняет и возобновляет (Быт. 26: 3; 28: 13; Исх. 2: 23; Втор. 1: 8; Пс. 104: 42). Клятвы Божии своему народу выполняются непреложно (Быт. 22: 16-18; Пс. 109: 4; Лк. 1: 73).Если народ согрешит, отступит и нарушит верность, Бог может обратить свой неверный народ, не дать ему погибнуть (Пс.85: 5, 11). В этом плане очень показателен образ блудницы Гомери, воплощавшей в себе «грешный Израиль». От пророка Осии она родила троих детей, получивших символические имена: Изреель («Бог взыщет его кровь и положит конец дому Израиля»), Лорухама («непомилованная»), Лоамми («не мой народ»). Бракосочетание пророка Осии с блудницей Гомерью символизировала любовь и верность Бога Израилю-блуднице, который после прелюбодеяния и измен все равно сможет очиститься и вновь повернуться к Господу (Осия 1-3).
В противоположность основной добродетели — верности, преданности, главным грехом и пороком в христианском вероучении выступает вероотступничество, неверность Богу Истинному, которая разрушает Союз/Завет с Господом (Втор. 6: 14; 4: 35; Исх. 32: 8). Тем самым человек отказывается от единства с Богом, что равносильно претензии на то, чтобы стать равным Ему и даже отрицанию Его (1 Ин. 4: 16). Именно этот первородный грех, когда Адам и Ева ослушались заветов Своего Создателя, потому что захотели быть «как Боги, знающие добро и зло» (Быт.3: 3), согласно христианскому вероучению, лежит в начале истории человечества и служит причиной разрыва человечества и Бога (Быт. 3: 8, 22). Подобный же грех неверности Богу оказывается исходной точкой истории первого Богоизбранного народа — Израиля, который выразился в поклонении идолам и религиозных мятежах «народа жестоковыйного» (Исх. 17: 7; 32: 9; 33: 3; Втор. 6: 13; 8: 2; 9: 7; Чис. 14: 11,22; Пс. 105: 20; Мф. 4: 10).
Жесткость требования верности единому Богу в Библии выражена в топосе «Израиля с раздвоенным сердцем». С ним связаны сюжеты, рассказывающие об отступничества Гада (Нав. 22: 24-29), отпадении Соломона (3 Цар. 11: 1-13), предательстве Иазании и 70 старейшин дома Израиля (Иез. 8: 11), религиозном мятеже левитов во главе с Кореем (Чис. 3:6; 16: 1-14, 31-33). «Сделки с местными идолами» обличал пророк Илия: «долго ли вам хромать на оба колена ? Если Господь есть Бог, то последуйте Ему, а если Ваал, то ему последуйте» (4 Цар. 18: 21; ср.: Ос. 10: 2). Исаия уже пророчествует, что если Израиль не обретет верности Единому Богу — он не устоит (Ис. 7: 9). Стремлениесохранить цельной свою веру даже вызвало появление в Декалоге Книги Исход заповеди: «Не вступай в союз с жителями той земли, в которую ты войдешь» (Исх. 34: 12).
В «перечнях пороков», содержащихся в Ветхом и новом Завете, нарушение верности Богу и идолопоклонство упоминаются чаще всего (Исх. 20: 3,4; 23: 13; 34: 14,17; Прем. 14: 27-30; Ос. 4:1, 6, 7; Иер. 7: 9-10; Рим. 1: 30; Гал. 5: 20; Кол. 3: 5-6,; 1 Кор. 6: 9; 1 Тим. 1: 91-0; 2 Тим. 3: 5; 1 Пет. 4: 3). По древрееврейским традициям, за это полагалась смертная казнь ( Исх. 22: 20; Лев. 20: 1-9). Согласно новому Завету, только один грех исключает отпущение — отход от веры (1 Ин. 5: 16).
Для избранного народа верность является единственной формой существования, исключающей все остальные (Ис. 28: 14, 15; 30: 15, 16). А следствием неверности Богу будут всякие несчастья: насилия, грабительства, неправедный суд, ложь, прелюбодейство, клятвопреступничество, убийство, ростовщичество, издевательства, бесправие (Ос. 4: 1; Ис. 1: 17; 65: 6; Ам. 4:1; 5: 7-15; Мих. 2: 1). Пророк Исайя обличал отступников: «Мы изменили и солгали пред Господом, и отступили от Бога нашего; говорили клевету и измену, зачинали и рождали из сердца ложные слова. И суд отступил назад, и правда стала вдали… и не стало истины, а удаляющийся от зла подвергается оскорблению» (Ис. 59: 13-15).
Причиной такого апокалиптического отношения к неверности было то, что, по христианскому вероучению, мир дуалистичен: с одной стороны, он создан Богом и свидетельствует о боге (Деян. 17: 24; 14: 17; Рим. 1: 19), с другой — среди грешных людей властвует Сатана, «князь мира сего» (Ин. 12: 31; 14: 30; 16: 11), «бог нынешнего века» (1 Кор. 4: 4). Христианин выбирает между Богом и Дьяволом, Христом и Велиаром (2 Кор. 6: 15), истиной и злой ложью (1 Ин. 5: 18). Следовательно, любая измена вере ведет прямиком в число прислужников дьявольских сил.
Там, где люди неверны Богу, нет и не может быть верности своему ближнему. Народ, согласно пророку Иеремии, превращается в скопище вероломных (Иер. 9: 2). А между тем, доверие является одной из ключевых категорий христианства. Без него человек не может устоять в жизненных испытаниях и пройти путем, предписанным ему Господом. Кроме того, принципиальной схемой библейского мышления было то, что человек всегда находится перед лицом врагов (Пс. 30: 34; 41: 10; Иер. 18: 18-23), и ему необходимо хоть кому-то довериться. Поэтому «верному другу нет цены» (Сирах. 6: 15; 7: 18).
Однако грешный человек не способен хранить верность ближнему, оправдывать его доверие. Их преступил уже третий из живущих на земле людей — Каин, убив своего брата Авеля (Быт. 4: 15-17). В поздних толкованиях («Зеркало спасения» и т.д.) это убийство лежало в основе типологического ряда, восходившего к предательству Иуды: преступление Каина — Саул бросает копье в Давида (1 Цар. 18: 10-11) — Иоав убивает Амессая (2 Царю 20: 8-10) — предательство Иудой Христа. При этом образы Каина и Иуды максимально сближались: в венской рукописи Biblia historica, allegorica, iconologica Veteris Testamenti указано: «то, что Каин изменнически поцеловал Авеля, означает иуду, который поцеловал изменнически Христа». В старофранцузском эпосе, как указывает С.Соловьев, Каин называется родоначальником изменников и язычников, наряду с ним фигурирует и Иуда .
Из топоса «Каинова братоубийства» сформировалась устойчивая идея, доминирующая в Святом Писании, что от друга или родственника следует ожидать измены в первую очередь (Мих. 7: 6; Иер. 12: 6; Пс. 54: 13). Она воплощена в рассказах о продаже Иосифа его братьями (Быт. 37: 28-32) , предательстве Далидой Самсона (Суд. 16: 4-20, примечательно, что ее имя переводится как «доносчица»), убийстве в борьбе за власть своих 70 братьев Авимелехом (Суд. 9: 1-6), вероломном погублении Авессаломом своего брата Амнона (2 Цар. 13: 23-28) и др. Пророк Иеремия говорил, что «проклят человек, который надеется на человека» (Иер. 17: 5-7). В Новом Завете тема измены друзей становится доминирующей — Иисус объявил апостолам, что они будут преданы своими друзьями (Лк. 21: 16). Иуде, приблизившемуся с роковым поцелуем, Христос задал вопрос: «Друг, для чего ты пришел ?» (Мф 26: 50).
Между тем, стоит подчеркнуть, что в Писании топос светской измены (предательства соратника, господина, соплеменников) имеет сугубо подчиненное положение по сравнению с темой неверности Богу. Библия знает три вида поступков, которые авторами трактуются как изменнические. Прежде всего, это клятвопреступление, нарушение слова (напр., Лисий дал клятву осажденным в Сионе иудеям, что готов заключить мир на их условиях, а после того, как соглашения были заключены и подкреплены клятвой, предал и приказал срыть укрепления Сиона — 1 Мак. 6: 59-62). Нарушение присяги даже вошло в некоторые перечни пороков (Прем. 14: 25; Ос. 4: 2; Рим. 1: 31; 1 Тим. 1:10).
Однако и здесь доминирует тема верности Заветам и клятвам, данным Господу. Они главнее, чем обещания, данные ближним. Например, иерихонская блудница Раав (Рахава), спасшая двух израильтян-лазутчиков и тем самым способствовавшая гибели своего города и соплеменников, прославляется за свою веру и добрые дела (Нав. 2: 1-23; Евр. 11: 31; Иак. 2: 25).
Второй вид измены, видимо, широко распространенной среди ближневосточных племен, была проблема перебежчиков. И здесь нужно сказать о двойной трактовке данного топоса. С одной стороны, перебежчики однозначно осуждаются (Иер. 37: 13-15). С другой, вина при этом как бы в большей степени возлагается на тем, кто побудил перебежать. И сам по себе переход на сторону противника еще не преступление — важна цель, с которой он делается. Если для личной выгоды — то это зло, наказуемое Господом, если с целью исполнить Завет Бога (то есть измена выступает не более чем инструмент для более глобальной цели) — то это, наоборот, подвиг во имя веры.
Здесь показательны история Иудифи, представившейся Олоферну предательницей своего народа. Она вошла к нему в доверие, потом убила его после пира (Иудифь 10: 13; 14: 18) и за это стала героиней Израиля. Библией не осуждается и Давид, который, спасаясь от преследований Саула, бежал к филистимлянам, получил от них в управление г. Секелаг, 16 месяцев служил им и даже по приказу их царя Анхуса выступил на бой со своими бывшими соплеменниками (1 Цар. 27: 6-7). Не является отрицательным образом и Адер, идумейский князь из царского рода, который скрывался в Египте от преследований Давида, а потом вернулся и стал воевать с Соломоном, мстя за пережитые унижения.
Третьим видом измены, который наиболее часто встречается на страницах Библии — предательство подданными своего господина, заговор, государственный переворот. Причем для авторов Библии многие имена мятежников стали нарицательными. Это Азаил, убивший своего царя Венадада (4 Царю 8: 7-15), Осия, свергший царя Факея (4 Цар. 15: 30), Селлум, силой захвативший престол у царя северного Израиля Захарии (4 Цар. 15: 10), Менаим, организовавший заговор уже против Селлума (4 Цар. 15: 13-14), Птоломей, обманом погубивший своего тестя первосвященника Симона и его детей Иуду и Маттафию для захвата власти надо всей Иудеей ( 1 Мак. 16: 11-17), Трифон, в борьбе за владычество над Азией убивший Ионафана Маккавейского (1 Мак. 12: 39-48).
Однако и здесь нарушение верности господину не является предательством, если оно совершается во исполнение воли Бога. Эта воля может иметь два проявления. Во-первых — наказание за вероотступничество царя, которого свергают (напр., Илы, свергнутого рабом Замврием (3 Цар. 16: 8-19), Нават, смещенный своим военачальником Ваасой (3 Цар. 16: 2; 15: 29), Иоаса, убитого в своей постели заговорщиками Завадом и Иегозавадом (1Пар. 24: 25). Во-вторых — мятежник может выступить, чтобы сбылось пророчество, воля Бога. наиболее показательны здесь мятеж Иеровоама против Соломона (3 Цар. 11: 33-35) и история Ииуя. По пророчеству пророка Елисея слуга вылил из-за двери на Ииуя елей и тем как бы помазал его царем. Тогда Ииуй, воспринявший все всерьез, напал на царя Израиля Иорама в крепости Изреель, убил его. Царская дочь Иезавель сравнила Ииуя с Замврием, убийцей своего господина, за это ее по приказу нового царя выбросили из окна и затоптали лошадьми ( 4 Царю 9: 1-33).
Однако Ииуй, который, казалось бы, продолжает типологический ряд изменников, совершил целый ряд богоугодных дел: обманом истребил 70 детей Ахава, собрал жрецов Ваала, притворившись, будто является поклонником этого лже-бога, и всех их коварно погубил. Поэтому за свои поступки, получившие четкую квалификацию как «измена» (в речи Охозии к Иораму во время нападения Ииуя на Изреель), Ииуй не осужден. А гнев Бога позже пал на него за религиозное вероотступничество (4 Цар. 10: 30-31).
Таким образом, в Библии выявляются несколько типических ситуаций, в которых может быть реализован изменный дискурс. Это нарушение верности воле Истинного Бога, сопротивление решениям Его служителей, клятвопреступление, заговор и мятеж против правителя, переход на сторону врага в бою или бегство к чужакам-соседям. Именно данная трактовка была усвоена христианскими мыслителями, ср. слова Василия Великого: «Изменниками именуются те, кто нарушил завет своего Спасения. Отрекшиеся от Бога и от Христа надо называть изменниками» .
Но при этом измена не выводится прямо из поступков, а зависит от их оценки Богом или пророками. Согласно Тихонию Африканцу, Писание «имеет в виду предметы и события не столько со стороны их внешнего определения, не столько с точки зрения предметной, объективно-исторической, сколько — с точки зрения подлежательной, динамической, со стороны определения их действия на нравственную жизнь, их нравственного характера» .
Поэтому для Писания, как неоднократно отмечали толкователи (см., например, Феодорита Киррского ), важно не само по себе событие или поступок, а его оценка в Законе. «Изменный дискурс» в Библии, как правило, осмысляется и реализуется через провиденциалистскую парадигму. Собственно предательское деяние осуждается лишь тогда, когда это грех в глазах Господа.
Здесь наиболее показателен сюжет с предательским убийством Давидом Урии —правитель коварно послал на верную смерть своего военачальника, чтобы завладеть его женой Вирсавией (2 Цар. 11: 2-27). В обличительной речи пророка Нафана указывается главный грех Давида: он отнюдь не в вероломстве, а в том, что «он пренебрег словом Господа, сделав злое пред очами Его» (2 Цар. 12: 7-10) — Бог всем, чем надо, уже пожаловал Давида, так ему это оказалось мало и захотелось еще и Вирсавию! Преступление смывается демонстрацией покорности воле Бога: Давид как должное воспринял смерть своего сына, насланную в наказание, и был прощен. Как подчеркивает Феодорит Киррский, исповедание Давидом своего греха уничтожило смертный приговор .
Таким образом, согласно Библии, если изменник царю, городу, соплеменникам хранит при этом верность Богу — он не изменник в полном смысле этого слова. К этому дуализму нередко апеллировали предатели русского средневековья. Например, первый русский диссидент, князь А.М. Курбский, оправдывая свое бегство в Литву и службу в составе армии Речи Посполитой, ссылался как раз на судьбу царя Давида, который, спасаясь от преследований Саула, тоже бежал к филистимлянам и служил им .
В то же время, для изменника, преступившего Закон, наказание неотвратимо. При этом господь до последнего дает грешнику шанс раскаяться и исправиться. По определению Феодорита Киррского, «[Бог], будучи благ и милостив, не соизволяет наказать по одному предведению, но ожидает окончания дел и всем показывает справедливость наказания». Тем самым утверждается одна из краеугольных апорий христианства: пойти путем верности или измены — это свободный выбор человека . Однако предательство также объясняется вхождением в человека «Духа лукавого»: «Давляше Саула дух лукавый от Господа» (1 Цар. 16: 14). Поэтому, по Феодориту Киррскому, одной из молитв в Псалтыри было: «Духа твоего Святого не отъими от меня» (Пс. 50: 13) .
Александр Филюшкин
