Категории

Польский вопрос накануне Первой мировой войны в оценке Н.И. Кареева

16 минут на чтение

В современных условиях не потеряли своей актуальности взгляды Н.И. Кареева на польский вопрос начала ХХ века. Исходные позиции историка в данной проблеме, её составляющие элементы, эволюция взглядов рассматриваются на фоне общих позиций российской историографии по польскому вопросу как либеральной, так и консервативной направленности.

Н.И. Кареев обратился к польской истории, а также польскому вопросу в начале 1880-х годов, когда он был профессором российского императорского университета в Варшаве. Серия его статей по польскому вопросу («Польские письма»), напечатанная в «Русской мысли» (их в 1881–1884 годах было издано восемь), была написана в варшавский период деятельности историка и отражала взгляд либерального исследователя польского вопроса в России [1]. Позже, в 1905 году, эти статьи и новые исследования Н. И. Кареева по польскому вопросу были изданы в сборнике «Polonica» [2]. Новые серии статей Кареева по польскому вопросу отражали взгляды историка, их эволюцию по польскому вопросу в России уже в начале XX века [3–7]. Подведением итогов взглядов историка к польскому вопросу кануна Первой мировой войны было издание уже в период войны исторического очерка по польскому вопросу [8].Свою кредо поведения в Польше отношение к польскому вопросу, как отмечал Кареев в своих воспоминаниях, он изложил уже в своей вступительной открытой лекции, сопровождаемое аплодисментами польских слушателей, которую закончил словами А. Мицкевича – «когда народы распри позабыв, в великую семью соединяться» [9, с. 171].

Общественно-политическая ситуация в России начала ХХ века в отношении польского вопроса оставалась сложной. В либеральной историографии (Н.И.Кареев, В.О. Ключевский, А.А. Корнилов, А.Л. Погодин и др.) начинается попытка представить условия возможного решения польского вопроса путем примирения этих народов. Усиливается со временем либеральная трактовка польского вопроса [2–4; 16; 19; 26–30]. Однако господствовали полонофобские положения [20, с. 143]. Но в начале XX века, когда с обеих сторон – польской и российской – наметилось некоторое стремление к компромиссу, из академической среды России продолжали доноситься переполненные эмоциями антипольские высказывания, с конца XIX века все чаще соединявшиеся с антисемитизмом [20, с. 144]. В этом отношении весьма характере П.А. Кулаковский, относивший поляков к «прирожденным иудам, смешавшимся с евреями… настолько, что уместнее именовать Галицию… «Новой Галилеей» [21, с. 12]. П.А. Кулаковский писал: «Поляки не нация, а лишь орудие борьбы с русской нацией… Мы не должны мириться ни с какими «автономиями» для Польши, ни с какими уступками» [22, с. 12, 30]. А.Л. Погодин, известный полонофил, один из лучших в России знатоков польской истории: «Польский вопрос не пользуется симпатиями в русском обществе и, что всего больнее, в лучшем, прогрессивном обществе» [28, с. VI].

Н.И. Кареев рассматривал в качестве причин остроты польского вопроса в России обстоятельства исторического и общественно-политического характера. К историческим причинам он относил взаимосвязанное историческое прошлое России и Польши: острое польско-русское не только военно-политическое, но и цивилизационное соперничество во времена Речи Посполитой [10], в том числе и за православные земли ВКЛ. К современным ему общественно-политическим факторам остроты польского вопроса в России историк относилпольские национально-освободительные восстания, направленные, в первую очередь против России – с одной стороны, и попытки российского правительства ассимиляции поляков, – с другой [8]. По определению Н.И. Кареева, «польская история XIX века – странное явление: польские патриоты были в конечном результате вынуждены умирать за чужие интересы – в первую очередь, Франции» [11, с. 127]. Вместе с тем он считал, что к концу XIX – начале XX вековв российско-польских отношениях решающее влияние стали оказывать общественно-политические факторы, а не историческое прошлое.

Н.И. Кареев в модели решения польского вопроса считал возможными меры, предлагаемые польской общественной мыслью позитивистского направления: полное юридическое и фактическое равенство народов в империи. Русско-польское сближение, по Кареевy, могло произойти между новыми людьми и идеями в обоих обществах: «только люди, которые не будут укорять нас в схизме, а мы их – в латинстве» [12, с. 78]. Позитивистские тенденции в польском обществе вместе с демократическими кругами русского общества, считал он, дают возможность будущего русско-польского сближения и решения, таким образом, польского вопроса [3, с. 11]. «Пока же обе стороны будут держаться, – утверждал историк, – за обветшалые знамёна, примирения не будет» [3, с. 14–15]. Вместе с тем такое решение польского вопроса, возможно, считал ученый, только вместе с введением представительного управления в самой России [13, с. 37]. «В России, – писал Кареев, – боятся распада государства с введением представительной власти и представлением её народам национальных прав, но скорее наоборот угнетение народов будет вызывать сепаратизм среди поляков» [5, с. 257]. Тем самым в данном случае историк связывал польский вопрос с возможностями развития представительных форм власти в Западной России, что, по его мнению, привело бы к ослаблению польского влияния, которого так опасалось правительство, среди белорусов и украинцев.

По мнению историка, введение представительного управления в Западной России опаснее для поляков: «пока в процессе неудачной русификации участвовал русский бюрократический аппарат, а что будет, задавал он вопрос, если этим займутся и живые силы русского общества» [4, с. 719]. Подобного рода оценки давал также и Ф.М.Уманец. Отмечая сохранившееся польское влияние на русских землях бывшей Речи Посполитой он, рекомендовал решить здесь польский вопрос путем «возвышения политической жизни русского народа» посредством земств. Только так, считал он, «можно подорвать польское влияние» в западно-русском крае, несмотря на его богатство и интеллигенцию [14, c. LXIX]. В то время как в русской консервативной общественности (М.Н. Катков) и историографии (А.С. Аксаков, М.О. Коялович) популярным было мнение о необходимости полной насильственной ассимиляции поляков или их выселении из русских земель.

Одна из важнейших проблем польского вопроса, считал Н.И. Кареев, – выяснение отношения поляков к трём государствам, разделившим Речь Посполитую. По его мнению, положение поляков в этих частях было не одинаково и изменялось на протяжении ХIХ века [7, с. 1070]. В данном случае, как отмечается в современной польской историографии, Кареев использовал основные положения статьи А. Свентоховского «Błędnekoło» [15, s. 115]. А. Свентоховски был сторонником русско-польского примирения на демократической основе и считал, что поляки имеют перспективы развития только в Царстве Польском, так как в Пруссии и Австрии они обречены на застой в развитии или потерю своей национальности. Этому же вопросу посвящена большая часть из «Польских писем» историка [2].

По мнению Кареева, неверным было убеждение поляков в том, что именно Россия является главным виновником бед их нации: «вина за разделы, за всё дурное, что потеряла с этих пор польская нация» [8, с. 81]. Одновременно он писал: «Ведь именно ей досталась львиная доля наследства Речи Посполитой. Против России были направлены восстания 1830, 1863 годов, в сравнении с которыми вспышки в Галиции и в Познани в конце 40-х годов кажутся чем-то очень неважным» [8, с. 82].

По мнению Н.И. Кареева, Россия не сможет русифицировать свою часть Польши: здесь сплошной массив польского населения, развитое самосознание народа, это и самый экономически развитый регион [2, с. 26]. Добавляя новые аргументы, далее историк утверждал, что русская колонизация, в отличие от немецкой, не имела шансов русификации поляков: Царство Польское было заселено 6 миллионами человек сплошного польского населения, к тому же более образованного, чем русское. Россия, в отличие от Германии, продолжал он, не имела капиталов, чтобы скупить земли у поляков [2, с. 50]. Б.Н. Чичерин также отмечал отличия в русской и немецкой политике ассимиляции поляков: «Немецкая проводилась экономическими и культурными методами, а русская – полицейскими» [16, с. 24].

Вместе с тем, Кареев считал, что, несмотря на грубые формы русификации, она менее опасна для польской нации и перспективы ее в России лучше. Он писал: «Как бы тягостно ни было положение, создавшееся в Царстве Польском в эпоху обрусительства, всё-таки оно не было столь опасным для самого существования польской нации» [8, с. 71]. В Царстве Польском, утверждал историк, невозможен союз поляков с русскими консерваторами, так как в России нет консервативных сил, которые бы пошли на такое соглашение [17, с. 2]. Такие попытки проявились у русских «станчиков», но сойтись с русским правительством они не смогли, так как главным препятствием здесь, в отличие от Австрии, где католичество выступило общей почвой, стал религиозно-национальный вопрос. Польские сторонники «угоды», считал он, не пошли на соглашение с российским правительством, так как не видели в России класса или партию, которые могли бы их поддержать: «Национально-классовые русские силы, близкие к ним, сторонники русификации, и в результате такое соглашение как в Австрии невозможно» [7, с. 1072].

Исходя их этого положения в русской Польше, утверждал историк, возможности прогресса для поляков выше, чем в немецкой части Польши, где они, пытаясь сохранить свою самобытность, замыкаются в консервативной католической идеологии, становясь больше католиками, чем поляками [2, с.22–23]. По мнению ученого, российские реформы не только создали прочные узы братства наций, но и обновили польскую нацию, привели к тем результатам, о которых мечтали польские демократы: «В русской Польше нет альтернативы развитию прогресса для поляков, так как союз с демократической Россией не потребует денацификации поляков, как немецкие национальные либералы» [2, с. 24]. В России идея о том, что поддержать поляков может только демократическая Россия, продолжал историк, получила поддержку в период освободительного движения 1905 года [8, с. 81]. Рабочий класс Польши, писал он, не отделяет себя от общероссийского движения [8, с. 85].

В сумме всех этих факторов Кареев, сравнивая перспективы развития польской национальности в трех частях разделенной Польши (Царстве Польском, Познаньщине и галицийской Польше), видел для поляков, для их будущего наиболее перспективным Царство Польское. Это было возможно, считал он, только при условии союза с демократической Россией [2, с. 21–24]. К тому же в русской Польше наиболее развита промышленность, и ей открыт огромный русский рынок [2, с. 26]. Преимуществом Царства Польского был и сплошной массив польского населения, в то время как в Германии и Австрии оно располагалось вперемешку с другими нациями [2, с. 26].

Галиция в 60-е годы XIX века, писал ученый, получила от Франца-Иосифа нечто подобное тому, что было дано Александром I Царству Польскому. Во всяком случае, это дало, отмечал историк, возможность беспрепятственного для польской национальности развития польского языка в учреждениях, школах, судах [8, с. 79]. Однако попытка добиться такого положения как Венгрии в Австрии, писал он, полякам не удалась. Тем не менее, историком отмечались политические свободы и возможность развития национальной культуры и образования поляков в австрийской Галиции, хотя со слабыми перспективами из-за малочисленности польского населения и экономической отсталости этой провинции [2, с. 22]. В руках Австрии в отношении поляков, считал Н.И. Кареев, имелся сильный козырь: общая католическая вера. По его мнению, католичество и польский вопрос в этот период были весьма взаимосвязаны. «Поляки весьма консервативны: они слишком привязаны к своим традициям, изменить их чем-нибудь им кажется изменой национальному делу» и «основа польского консерватизма – национальность как её создала история» [8, с. 84].

Возникшие в 60-е годы XIX века в Австрии политические движения, проповедовавшие отказ от политической борьбы и получившие в польском обществе название «станчиков», Н.И. Кареев характеризовал как польских консерваторов на новом этапе развития, потерявших веру в победу восстания [11, с. 128–129]. В результате стечения этих обстоятельств, писал историк, поляки в борьбе с немецкими элементами Австрии должны были стать союзниками консервативных сил, и тем самым наступила задержка их собственного прогресса, несмотря на наличие двух польских университетов в этой части Польши – в Кракове и Львове [2, с. 22]. Всё это, по его мнению, создавало для поляков своеобразный заколдованный круг. Здесь Кареев ссылался на статьи А. Свентоховского, где проводилась мысль о том, что поляки в Познанщине чувствуют себя более католиками, чем поляками. «И в Пруссии, и в Австрии, – утверждал историк, – у поляков две дороги: полная денационализация или культурное банкротство» [8, с. 84].

Таким же было, по его мнению, положение поляков и в Пруссии: «Перед ними были две дороги, и обе фатальные: первая – идти с немцами по дороге прогресса, и тем самым потерять свою народность, вторая – отстаивать свою народность клерикальными методами и отстать от прогресса», но это означало, продолжал он, что «первая дорога ведёт к национальной смерти, а вторая – к культурному банкротству» [2, с. 22]. Историк отмечал, что в Пруссии местное католическое население, которое являлось временным союзником поляков, сразу же после примирения Бисмарка с папством снова стало поддерживать его политику германизации [8, с. 73]. И политика германизации поляков нашла поддержку у большинства немецкого общества, в том числе и у интеллигенции [8, с. 76]. Оно ставило вопрос о слишком быстром росте польского населения, нарушающем наряду с французами и датчанами однородность населения Германии, считая, что должен быть в государстве один язык, одна культура и дух народа [8, с. 76].

Русско-польские отношения, утверждал Кареев, сложились совсем иначе. Во времена разделов польская нация только потеряла свои колонии в литовско-русских землях, но сама этнографическая Польша отнюдь не сделалась местом русской колонизации. С этой стороны, продолжал он, «полякам и сейчас не грозит денационализация, да и восстановить единство польской нации для России гораздо легче, чем для Пруссии, для которой это прямо опасно» [8, с. 77]. Проводя политику русификации в отношении поляков, расшатывая их национальность: «мы не понимаем, что она станет добычей Германии, а не нашей, так как немцы умеют ассимилировать польские территории, а мы нет» [3, с. 17]. Историк сетовал на, что «русская пресса, не понимая наших собственных интересов, со злорадством отмечает успехи германизации, считая, что поляков наказывает судьба за их отношение к русским» [3, с. 17–18].

Подводя итоги сравнения положения поляков в трёх частях разделённой Польши Н.И. Кареев утверждал: «Конечно, предпочтение поляков было на стороне австрийского режима, но раз приходилось выбирать между режимом прусским и русским, нельзя было не отдать предпочтение второму. Россия была менее опасна для поляков в смысле денацификации» [8, с. 79]. Поэтому задачу России в этой политической ситуации историк видел в том, чтобы сохранить и уберечь от денационализации и германизации польский народ, его культуру и язык [2, с. 21]. Формулируя свою позицию относительно решения польского вопроса в России, Кареев писал: «Польша должна остаться в границах России, но при этом в границах этнографической Польши должна пользоваться полной неприкосновенностью её национальности и свободы её духовного и бытового творчества и развития. Такой необходимо сохранить её до тех пор, когда воскреснет славянский мир, когда наступит пора независимости Польши. Мы передадим польский народ в семью славянских народов как здорового, примирившегося со всеми братьями» [2, с. 20–21]. Подобный вариант решения польского вопроса представлял и В.О. Ключевский: «Предстояло ввести Польшу в ее этнографические границы, сделать ее настоящей польской Польшей, не делая ее Польшей немецкой» [27, с. 56]. «Освобожденная от ослаблявшей ее Западной Руси и преобразовав свой государственный строй, как силились сделать это ее лучшие люди эпохи разделов, – считал он, – она могла бы сослужить добрую службу славянству и международному равновесию, стоя крепким оплотом против пробивавшейся изо всех сил на восток Пруссии» [27, с. 55].

Однако после 1905 года мнение Кареева относительно польского вопроса начинает меняться в сторону признания прав польской национальности: «Наше отношение к национальным правам поляков должны быть независимы от того, каких они придерживаются социально-политических убеждений, или какое положение занимают относительно наших проблем. Нужно не искать себе политических союзников, а стремиться удовлетворить их естественные права» [5, с. 254], а потом уже разбираться в их классовом происхождении [5, с. 255]. «Поляки должны знать, продолжал историк, что есть русские, которые признают их национальные права, без всякой политики, политических направлений, хотя и нам нужно дружественное государство на Западе, но оно должно быть и в силу принципа справедливости» [5, с. 257]. Тогда же Кареев  признал, что его идеи 80-х годов XIX века о роли русского Варшавского университета в деле сближения русских и поляков оказались иллюзией, и он стал одним из тех русских профессоров, членов Академического союза, которые выступили в 1905 года за реполонизацию Варшавского университета [18].

Особую потребность в решении польского вопроса в начале XX века, как для поляков, так и для России Н.И. Кареев, как и многие русские историки этого времени (В.О. Ключевский, А.Л. Погодин и др.), видел также в нарастающей германской угрозе. Ситуация, по его мнению, требует от России русско-польского примирения по причине необходимости сохранения целостности государства [4, с. 723]. Нельзя вместе с тем не заметить явного желания русских историков-либералов начала XX в. (Н. И. Кареева, В. О. Ключевского, А.Л. Погодина, В.А. Францева и др.) понять национальные стремления польского народа. Меняется даже тональность рассуждений о Польше – почти исчезают упреки, сарказм, которыми были переполнены исторические исследования в 60-80-х годы XIX века.

Для России, писал Кареев, лучше иметь на западной границе дружественную нацию, а не враждебную в виду возможного столкновения с Германией, не говоря уже о невыгодном превращении поляков в немцев и усилении немецкого влияния в Царстве Польском. Политикой не примирения с поляками, писал он, можно только помочь Германии [3, с. 16]. Угроза германизации требовала также и от поляков, утверждал историк, потребность в союзнике. Полякам в настоящее время, считал он, нужны союзники вне их национальности, но не платонические (как Франция) и не задерживающие их развитие (как немецкие клерикалы), и таким союзником могут быть только демократические силы России [2, с. 71]. Историк утверждал, что «начало XX века в России подтвердило, что союзниками поляков выступили демократические элементы, а элементы родственные польским консерваторам в Германии и Австрии, покровительствующие полякам до сих пор, – врагами» [8, с. 85]. В результате, утверждал Н.И. Кареев, в начале XX века сложилась база для русско-польского сближения: национальная угроза колонизации для поляков немцами, экономическое уничтожение ими польской промышленности и сельского хозяйства [7, с. 1074].

Кареев утверждал, что в начале XX века сложилась база для русско-польского сближения. Данный вопрос, отмечал Кареев уже в 1915 году, он поставил впервые в 80-е годы XIX века в серии «Варшавских писем» [8, с. 72]. Прошедшее время, считал он, только укрепило данное положение: страх перед германским Drang nach Osten сыграл в этом случае свою роль в истории Польши [8, с. 71]. Подобную точку зрения занял и известный либеральный историк В.О. Ключевский. На западной окраине империи, отмечал он, к существовавшему немецкому элементу, «который с трудом растворялся химически в составе русского населения», был присоединен другой: «может быть столь же неподатливый, – польское население завоеванных провинций Речи Посполитой» [27, с. 56]. «Польскими разделами введен был новый, чрезвычайно враждебный элемент, – продолжил ученый, – который не только не усилил, не поднял, но значительно затруднил наличные силы государства» [27, с. 165]. Далее Ключевский кратко объяснял это положение: «Польский элемент в старинных русских областях не составил бы ни малейшего затруднения для Русского государства, он исчез бы под влиянием первого благоприятного ветра с востока, но этот элемент стал силой благодаря тому, что в состав территории Русского государства, кроме юго-западных областей, введены были и некоторые части настоящей Польши» [27, с. 56]. Эти положения значительно отличается от славянофильских утверждений, в частности Н.Я. Данилевского, высказанных еще до объединения Германии. Данилевский, считая такое увеличение Пруссии для России неопасным, писал: «…пусть увеличится Пруссия до всевозможных переделов, то есть соединит всю Германию (даже и Австрию, завладеет Голландией) все еще будет ей далеко не под силу выходить против России один на один» [31, с. 445].

Таким образом, в научном творчестве известного российского либерального историка Н.И. Кареева проблема польского вопроса в России XIX – начала ХХ веков занимала достаточно значительное место. Он рассматривал в качестве причин остроты польского вопроса в России как взаимосвязанное историческое прошлое (польско-русское соперничество во времена Речи Посполитой), так и современные ему общественно-политические факторы: польские национально-освободительные восстания, попытки российского правительства ассимиляции поляков. Вместе с тем историк считал, что к концу XIX – начала ХХ веков решающее влияние на польский вопрос стали оказывать общественно-политические факторы, а не историческое прошлое.

Н.И. Кареев рассматривал польский вопрос в контексте перспектив развития польской нации в трех ее разделенных частях, а также с точки зрения общей демократизации жизни в России, считая, что их судьбы взаимосвязаны. По его мнению, в польском вопросе для России существовали три возможных варианта решения: денационализация Польши, образование самостоятельного польского государства, сохранение польской национальности в союзе с Россией. Последний вариант Н.И. Кареев считал наиболее благоприятным для России [8, с. 79]. Подобную позицию занимал и А. Л. Погодин еще до войны неоднократно высказывался за политическую автономию Польши в составе Российской империи [26, с. 2]. С учетом международной ситуации конца XIX – начала XX веков Н.И. Кареевне видел возможности для предоставления независимости Польше, а относил ее к далекой перспективе, считая, что Польша должна войти в будущую свободную федерацию славянских народов. Однако в условиях усиливающейся германской опасности, как для поляков, так и России относительно польского вопроса позиция историка начинает меняться в сторону признания прав польской национальности.

Кручковский Т.Т.

Военно-историческое наследие Первой мировой войны в Республике Беларусь и Российской Федерации : проблемы изучения, сохранения и использования : сб. науч. ст./Учреждение образования "Гродненский гос. ун-т им. Я.Купалы"; Ред. коллегия: А.Н. Нечухрин, С.А. Пивоварчик, В.А. Белозорович, С.В. Донских, М.В. Мартен.- Гродно : ГрГУ им. Я. Купалы, 2016

Facebook Vk Ok Twitter Whatsapp

Похожие записи:

Непродолжительный, но насыщенный событиями период Первой мировой войны стал объектом отражения уже в публикациях ее современников и свидетелей. Советская историография войны сосредотачивалась преимущественно на изучении боевых действий, внешней политики России...
Сейчас мир называется постбиполярным. После окончания холодной войны, после распада советского союза мир стал опять однополярным. До первой мировой войны мир был многополярным. После второй мировой войны мир становится двуполярным, или биполярным. В начале 21 ...
С началом ХХ века население города Белостока пережило ряд потрясений: немецкую оккупацию в годы Первой мировой войны; Советско-польскую войну 1919-1920 гг., по итогам которой в 1921г. город вошел в со- став Польского государства; трагические годы Второй мирово...