Изучение отечественной и зарубежной историографической традиции данного аспекта исследуемой проблемы свидетельствует о том, что она в значительной мере еще недостаточно исследована в работах предшественников. Наиболее капитальное исследование, посвященное истории исторической науки БССР 20 – 30-х гг. ХХ в., – монография В.Н.Михнюка, увидевшая свет в середине 1980-х годов, к нашему времени выглядит в достаточной степени морально устаревшим по своим методологическим подходам, а монография немецкого исследователя Р.Линднера уделяет этому периоду явно недостаточное внимание [7; 9].
Указанная проблематика оказалась в поле зрения белорусских историков уже в 30-е г. ХХ в. Изданные в те годы статьи, брошюры, книги, не имели научного характера, скорее их можно отнести к жанру политической, пропагандистской публицистики «разоблачительного характера». Развернутая с начала с 1930-х годов борьба против «национал-демократизма», сталинские репрессии, а также слабая источниковая база не способствовали созданию научных исследований, которые ставили целью объективное изучение происходящих в те годы в белорусской историографии процессов.
Только с конца 1950-х годов, когда началось системное изучение истории АН БССР и вузовской науки в республике, на основе введенных в научный оборот архивных источников были опубликованы сборники документов, статьи монографии, «юбилейного характера», в которых появились разделы, посвященные истории исторической науки в БССР конца 20-х – 30-х гг. ХХ в. В 70-е – 90-е гг.были подготовлены и защищены диссертации по различным аспектам истории исторической науки в БССР послевоенного периода, в которых делались экскурсы, связанные с историей развития белорусской историографии межвоенного периода (Л.Храпко, В.Токарев, В.Леоновец, И.Шевчук, Г.Корзенко, В.Острога и др.) [5; 6; 11; 12; 13]. Однако история исторической науки в БССР и Западной Беларуси 1930 – 1941 гг. занимала в них явно периферийное, маргинальное место.
Между тем история отечественной исторической науки данного периода это наиболее сложный и трагический период для развития белорусской историографии. Причины этого положения объясняются социально-политической спецификой рассматриваемой эпохи – периода перманентного «большого террора», развернувшегося с установлением в СССР диктатуры нового вождя И.В.Сталина. Практически все наиболее видные историки этих лет стали жертвами политических репрессий 30-х гг. ХХ в. Естественно писать о деятельности репрессированного поколения белорусских историков в официальной советской историографии до середины 1980-х гг. было делом неблагодарным и мало востребованным в официальной, культурной политике страны. Поэтому вплоть до 90-х гг. ХХ в. слабо разработанной была источниковая база проблемы. Большинство наиболее важных архивных фондов, связанных с этой проблематикой находились в режиме «спецхрана».
Только с середины 80-х – нач.1990-х годов эта проблематика приобретает свою актуальность, и входит в поле внимания белорусской историографии. Однако рассматривалась она не комплексно, а весьма выборочно и тенденциозно. Только к началу ХХI в. появилась объективная возможность на основе максимально полного возвращения в научный оборот и привлечения, во-первых, «репрессированного» наследия белорусских историков 30-х гг. ХХ в., и, во-вторых, рассекреченных документальных комплексов органов управления БССР, перешедших из режима «спецхрана» в режим открытого хранения, создать сбалансированную концептуальную версию процессов, характеризующих основные тенденции развития исторической науки в БССР этих лет. Изучение имеющейся историографической традиции проблем и ее источникой базы позволяет прийти к следующим выводам.
1. Доминирующим фактором влиявшим на возможности развития исторической науки в БССР в 30-е г. ХХ в. являлось изменение политического курса советского руководства в стране, связанного со сворачиванием идеологии мировой революции и реализации курса на возможность победы социализма в отдельно взятой стране. Ситуация «осажденного лагеря» диктовала и характерные черты внутренней политики: ужесточение методов репрессивного подавления всех потенциально инакомыслящих, а значит, и опасных сил. История белорусской историографии в 1930 – 1939 гг. была историей ее ликвидации, по крайней мере тех форм ее существования, которые были характерны для 20-х г. ХХ в. Ликвидация курса на белорусизацию, как часть политики коренизации отразилась на судьбах тех лидеров белорусской исторической науки 1920-х годов, чьи взгляды были связаны с «нацдемовской» идеологией (М.В.Довнар-Запольский, В.М.Игнатовский, В.И.Пичета, А.И.Цвикевич и др.) [1; 4; 7; 14]. Во второй половине 30-х гг. ХХ в. физическим репрессиям были подвергнуты руководители белорусской исторической науки, которые в начале 1930-х годов выступали в качестве «разоблачителей» поколения белорусских ученых-историков 20-х годов ХХ в.
2. В итоге на индивидуально-биографическом уровне в белорусской историографии неизбежно отразилось то, что можно было зафиксировать и относительно исследовательских институтов и научных исторических концепций. Советская система как идеологическое, культурное и ценностное сообщество начало функционировать только после полной смены поколений историков и получение опыта Великой Отечественной войны.
3. Коренные преобразования происходили в эти годы не только в сфере содержания, но и организации деятельности научных исследовательских учреждений гуманитарного профиля в целом, исторического в частности. Время формирования АН БССР приходится на начало периода, который в литературе удачно назван временем «великого перелома». Культурная революция, в качестве его составной части, непосредственно была сориентирована на перестройку такого социального института как наука. Первой его почувствовала гуманитарная интеллигенция и структуры, в которых они работали. Это направление имело важнейшее значение для исторических наук Беларуси и Украины – республик СССР, для которых характерной чертой являлось незавершенность процесса формирования наций. Как свидетельствуют опубликованные документы ОГПУ, связанные с процессами над лидерами «нацдемов» 1929 – 1930 гг. для руководства СССР больше не подходила политика развития реальных процессов национально-государственного строительства в Беларуси и Украине, которые в значительной степени инициировались и осуществлялись национальной научной и культурной элитой.
4. Структурные изменения, которые происходили в организации и деятельности научных институций исторического профиля в БССР в 1930-е годы шли в русле задач, определяемых новым социально-политическим контекстом эпохи. Смысл их заключался в том, чтобы подчинить функционирование гуманитарных наук в целом, а истории как наиболее важной части исторической идеологии в частности, потребностям социалистического строительства. Реализовывалась эта политическая установка через: 1) массовое производство «работников науки», и 2) уничтожение носителей тех идей, которые, по мнению партийно-советского руководства СССР и БССР, могли повредить ожидаемым успехам.
5. Идеологические установки были главными мотивами в деятельности как института истории, так и в воссозданных с 1934 г. исторических факультетов вузов республики. Все это отрицательно сказалось, как на «качестве» выпускаемой им продукции, так и на понижение в целом научного уровня белорусской историографии 30-х годов ХХ в., по сравнению с предшествующим периодом ее развития (20-е гг. ХХ в).
6. Одной из особенностей организационного становления и развития исторической науки в БССР и УССР с конца 20-х – 30-е гг. ХХ в. было открытие национальных научно-исследовательских подразделений в структурах Академий наук. Причем их работа была ориентирована на область гуманитарных наук, главным образом языка и истории «нацменьшинств» республик. Белорусская официальная позиция в этом вопросе предусматривала обстоятельства не столько научного, сколько политико-практического характера, о чем свидетельствует отчет АН БССР ХI съезду Советов БССР (1934 г).
7. Репрессии 30-х годов коснулись самым существенным образом и развития краеведческого движения в БССР. С 1930 года оно стало рассматриваться как «направленное на идеализацию прошлого» Суть обвинений предъявленных краеведческому движению в республике можно коротко выразить следующим образом: не отвечает потребностям социалистического строительства, проводит взгляды самобытности и находится под влиянием национал демократов.
8. Красноречивым свидетельством реализации новых идеологических установок в сфере исторической науки стало создание в ноябре 1929 г. (просуществовал до конца 1937 г – Д.К.) Института истории партии и революционного движения, в деятельности которого в 1930-е годы широко практиковался такой жанр «исторического исследования», как политический донос.
9. Обстановка нестабильности, системных репрессий на протяжении всех 30-х годов ХХ в. порождала не только атмосферу тотального страха, который культивировал психологию приспособленчества и «социалистического» конформизма в исторической науке БССР, но и привела к существенному дефициту профессионально обученных кадров научных работников и преподавателей вузов, которые могли бы обеспечить должное качество научных исследований и подготовку кадров профессионалов-историков. Характеризуя в целом изменения, происходившие в исторической науке БССР в эти годы, можно сказать так: если «количество» этого периода и перешло в «качество», то качество это было, несомненно, по критериям профессиональной науки более низкого уровня, чем уровень развития белорусской историографии 20-х г. ХХ в.
10. Главным фактором, влиявшим на обстоятельства развития исторической науки в БССР в 1939 – 1941-х г. ХХ в., являлась ситуация, порожденная началом Второй Мировой войны и событиями 17 сентября 1939 г. (вхождением Западной Беларуси в состав БССР).
11. В конце 30-х г. ХХ в. на тяжелом состоянии исторической науки в БССР явно сказывались те физические репрессии, которым были подвергнуты ведущие представители белорусской исторической науки конца 20-х – 30-х годов ХХ в. Неслучайно этот период в белорусской историографии получил драматическое определение – «расстрелянной историографии».
12. Историческая наука в БССР и (вузовская и академическая) были целиком подчинены выполнению пропагандистско-политических задач, продиктованных партийными органами республики, исходя из понимания драматической предвоенной ситуации 1939 – 1941 гг., накануне грозных испытаний Великой Отечественной войны.
13. Идеологические установки тех лет были определяющими в деятельности центров исторической науки и отрицательно сказались на профессиональном уровне белорусской историографии 1939 – 1941 гг. в сокращении масштабов исследовательской работы, резком сужении круга исследовательской проблематики.
14. Характеризуя изменения, происходившие в исторической науке БССР в 1939 – 1941 гг., можно оценивать их как переход к «качеству» более низкого уровня, чем уровень развития белорусской историографии 20-х г. ХХ в. и даже начало 30-х гг. ХХ в.
15. Главным фактором, влиявшим на обстоятельства развития исторического краеведения и исторического сознания Западной Беларуси в 1930 – 1939-х г., являлась ситуация, порожденная жесткой и последовательной политикой полонизации и национально-культурной ассимиляции, проводимой правительственными кругами II Речи Посполитой на так называемых «восточных крессах» государства (Западная Беларусь, Западная Украина) [2; 3; 8; 10; 15].
16. В конце 30-е г. ХХ в. на тяжелом состоянии исторического краеведения в Западной Беларуси, связанного с белорусским национально-культурным движением, сказывалось отсутствие в регионе белорусских академических и вузовских научных центров. Несомненно, отражались на замедленном характере развитие исторического национального сознания белорусов регионов и те политические репрессии, которым были подвергнуты многие лидеры белорусского национально-культурного движения этих лет.
17. В первую очередь правительственными кругами II Речи Посполитой и администрации края поддерживались те центры культуры и исторического краеведения, которые способствовали пропаганде польской культуры и «польской цивилизации» в Западной Беларуси. Для польских краеведческих центров данного периода в силу такой ситуации было характерно политическая ангажированность и тенденциозность в толковании основных моментов в истории белорусского этноса, что в свою очередь сказывалось как на профессиональном уровне публикуемых работ, так и на существенном сужении круга исследовательской проблематики.
18. Главным проводником – транслятором идеологии польской культурной и исторической доминанты в крае выступал, несомненно, Виленский университет им.С.Батория. Белорусские научные кружки и землячество университета существенного влияния на трансляцию идей белорусской национальной исторической идеологии в сфере массового исторического сознания белорусского населения края в силу слабости своей ресурсной базы не имели.
19. Основной научно-просветительской организацией белорусов региона в эти годы становится Белорусское Научное Общество (БНО). Хотя собственно историческая секция при БНО была создана только осенью 1932 года, тем не менее, само общество в своей работе всегда старалась придерживаться принципа исторической преемственности, формируя основные подходы в оценки собстенного национального прошлого. Такой принцип нашёл своё выразительное воплощение в проведении различного рода юбилеев, посвящённых наиболее значимым событиям национальной истории. На протяжении нескольких лет БНО успел торжественно отметить: 400-летие белорусского книгопечатанья (1925), 400-летие Статута ВКЛ 1529 года (1929); 500-летие смерти Витовта (1930) и другие значимые даты.
20. Белорусское Научное Общество по существу единстенная организация по эту сторону польско-советской границы, которая формировала общенациональный подход в определении исторического прошлого, в силу политических причин в значительной степени была ограничена в своих возможнастях. Речь идет не только о свободной циркуляции исторических знаний и их интерпритации в духе национальной идеологии. Кроме перманентно усиливающегося давления со стороны польского государства и различных окологосударственных структур, БНО приходилось всё время преодолевать внутринациональные разногласия, связанные с существенными отличиями политических взглядов ее лидеров.
Д.В.Карев
Смена парадигм в историографии XIX – начала XXI вв.: сб. науч. ст. (к 60-летию профессора А.Н.Нечухрина) / Гр ГУ им. Я.Купалы; под общ. ред. Э.С.Ярмусика, Н.В.Козловской. – Гродно: ГрГУ, 2012.
