Категории

Французский либерализм первой половины XIX века по национальному вопросу

10 минут на чтение

Идея нации, а также идея национального, общенародного государства была выдвинута впервые либеральным политиком эпохи французской революции конца ХVIII в. аббатом Э.-Ж. Сийесом, причем под нацией понималась не этническая, а социальная, историко-политическая, культурная единица. В годы революции Франция стала не политическим объединением бретонцев, провансальцев, лотарингцев, а государством одного народа. В ходе революции 1789–1794 гг. были сформулированы новые принципы внешней политики: осуждение завоевательных войн, солидарность с народами, обретшими свободу, прозвучал и принцип невмешательства в дела других народов [1, c. 12].

Само понятие «нация» привлекало французских либералов именно потому, что оно ассоциировалось с понятиями свободы, исторического прогресса. Нация представлялась им как все население, объединенное единой историей, нравами, языком, обычаями. Французские либералы начала XIX в. (их лидерами были Б. Констан, П.-К.-Ф. Дону, Д. де Трасси. Ж. Д. Ланжюинэ) пользовались понятием «национальное государство», подразумевая под ним государство, в котором основой власти служит «общая воля народа». Ж. Д. Ланжюинэ все государства делил на национальные (они признают своим основным принципом общую волю всех граждан, входящих в государственный союз) и специальные (те, что опираются на другие принципы) [1, c. 12–13].

Индивидуализм был самой глубокой основой либерализма первой половины XIX в. Для французских либералов национальность (язык, культура, традиции, образ жизни) – тоже своего рода индивидуальное бытие, вне которого невозможно существование человечества, это ценность, творимая в истории. Ж. де Сталь в трактате «О Германии» встала на защиту нрав нации в ее борьбе за независимость. По ее мнению. Германия, покоренная Наполеоном I, Европа, загнанная силой в систему континентальной блокады, являются жертвами актов вандализма и неуважения прав народов. Европа только тогда обретет мир, когда освободит Германию. Но признание прав всех наций на собственную государственность не означало отказа от заветной мечты «воскресить историческое единство народов». Характерной чертой общественно-политической мысли первой половины XIX в. было сочетание идей о национальном возрождении с планами создания общеевропейской федерации. И не случайно революции 1848–1849 гг. оставили название этого «прекрасного будущего» – «Соединенные Штаты Европы» [1, c. 13]

Главным теоретиком французских либералов первых десятилетий XIX в. был Б. Констан. Еще в 1813 г. он написал памфлет «О духе завоевания и узурпации в их отношениях с европейской цивилизацией», где крайне негативно оценивал внешнюю политику Наполеона, направленную на завоевание и порабощение народов. Констан отмечал новые настроения народов Европы, их устремления к свободе и независимости, в частности, назвал «пожар в Москве» «зарей свободы в мире». Самыми страшными последствиями войн он считал не разрушения и экономическое опустошение, а уничтожение национальных традиций, нравов, нарушение местных законов, языков. Единообразие в этой области он назвал смертью [2, c. 162].

В 20–40-е гг. XIX в. появились исторические труды видного представителя либеральной мысли первой половины XIX в., активного политического деятеля Ф. Гизо «История цивилизации в Европе» и «История цивилизации во Франции», давшие импульс к пониманию закономерностей исторического развития. Так же, как и другие либеральные мыслители этого времени, Гизо рассматривал нацию прежде всего, как социальную, а не этническую единицу. Концепцию Сийеса о том, что в третьем сословии Франции сосредоточена вся нация, он отверг, хотя и считал появление такого толкования нации в XVIII в. обоснованным. На самом деле, считал Гизо, понятие нации значительно шире, так как борьба сословий сопровождалась одновременно и другими процессами: сословия «прогрессивно расширялись, сближались между собой, уподоблялись друг другу; в каждой стране Европы рождался и развивался какой-то общий дух, какое-то единство интересов, идей, чувств, которое восторжествовало над различием и враждою» [3, c. 146–147].

Одним из следствий революции 1830 г. должно было стать заявление о новых принципах внешней политики Франции». Рождение новой внешнеполитической программы проходило в крайне сложной внутриполитической ситуации, в парламенте шли бурные дискуссии на эту тему. Так называемая «партия движения», состоявшая в основном из левых либералов и республиканцев, требовала продвижения Франции к Рейну, поддержки всех революционных движений, присоединения к Франции Бельгии, активизации колониальных захватов. Поддержка национально-демократических движений всегда соединялась в требованиях демократов с усилением международного влияния Франции, увеличением ее территории. Более взвешенную и осторожную позицию занял Ф. Гизо, лидер «доктринеров», составивших ядро «партии сопротивления». Он не раз выступал в палате депутатов, отстаивая мирный курс правительства Луи Филиппа, которое сразу после революции признало все территориальные изменения, произведенные трактатами 1815 г.

Гизо предостерегал от распространения в Европе «демона революции», который чрезвычайно опасен и для Франции, так как может погубить то, что завоевано в ходе революции 1830 г. Поэтому, считал он, необходимо отмежеваться от набиравшего силу революционного духа, поставить ему преграду, но одновременно поддержать права народов на свой выбор. Гизо выступил и против насильственного распространения либеральных и политических институтов повсюду в Европе («это фантазия, и опасная»). Напомнив французам о неудачном опыте Наполеона I, он подчеркивал, что такая политика вызвала протест не только у монархов, но и у народов. «Мы хотим пропагандировать свободу, но не революцию» [3, c. 222], – закончил он свое выступление 15 января 1831 г. Гизо выдвинул принцип невмешательства государств во внутренние дела друг друга как основу взаимоотношений народов в Европе, напомнив тем самым о лозунгах французской революции XVIII в.

Особенно обострилась ситуация в связи с революционными событиями в Бельгии в 1830 г. «Доктринеры» считали, что помогать развитию там революционного движения Франция не должна, что бельгийцы справятся со своими внутренними проблемами сами. Франция же потребует от европейских держав невмешательства во внутренние дела Бельгии. Левые либералы, одним из лидеров которых был О. Барро, и демократы заняли противоположную позицию. Они понимали революционные события 1830 г. как начало коренных преобразований в Европе и призывали французское правительство стать во главе этого процесса. «Франция, – заявляли они, – должна, как и в конце XVIII в., возглавить революционное движение, выступить «донкихотом свободы»».

Поддержка всех либеральных движений в Европе включала и поддержку национально-освободительной борьбы. Право на независимость и свободу Барро провозглашал неотъемлемым, «естественным правом» всех народов. «Великая истина», – заявлял он, – заключается в том, что народы – господа своей судьбы и никто не имеет права навязывать им свою волю». В одном из выступлений уже в конце 40-х гг. Барро говорил: «...я желаю, чтобы в вопросе о восстановлении итальянцами независимости отечества наша страна имела полную возможность действовать сообразно с ее истинными интересами и симпатиями» [1, c. 18].

Что касается реальной внешней политики, то Франция не раз отходила от принципа невмешательства. Прежде всего это сказалось на судьбе Бельгии: она была решена на конференции пяти великих держав с участием Франции. Французский историк А. Дебидур верно подметил, что само это решение говорило о нарушении принципа невмешательства и было «не что иное, как обращение к практике Священного союза»[4, с. 306]. Но наиболее интересна в этом отношении политика правых либералов в германском вопросе. По существу, правительство Франции стояло на платформе решений Венского конгресса, закрепившего раздробленность Германии. Создание сильного единого германского государства, по мнению французского правительства, не только уменьшило бы влияние Франции в Европе, но и создало бы серьезную угрозу ее позициям на Рейне, в Эльзасе и Лотарингии. Уже первые инструкции либерального правительства Луи Филиппа своим посланникам показывают, что Франция не хотела объединения Германии: «...обращайте особое внимание на положение небольших государств, так как в интересах Франции поддерживать маленькие и средние германские государства с целью создания противовеса великим державам Австрии и Пруссии» [4, c. 308].

В конце апреля 1847 г. французский историк Ф. Гизо писал: «Сегодня, как и всегда, политика Франции заключается в сохранении различных государств, входящих в германскую конфедерацию» [3, c. 127]. Чтобы противостоять планам Пруссии, Гизо начал активную переписку с К. Меттернихом. 25 февраля 1847 г. он писал, что изменение форм правления в Пруссии (имелись в виду проекты либеральных реформ) является ее внутренним делом, но с другой стороны, оно ведет к складыванию совершенно новой расстановки сил в Германии и не сможет не отразиться на европейском равновесии. К концу 40-х гг. политические позиции Меттерниха и Гизо сблизились. «Мы боремся... – писал Гизо австрийскому канцлеру, – чтобы сберечь или излечить современные общества, и в этом заключается наш союз. Только при содействии Австрии французской консервативной политике можно успешно бороться с революционным и анархическим духом» [2, с. 167].

Однако во французском обществе идея союза с Австрией была крайне непопулярна. Австрия являлась одним из инициаторов Священного союза и венской системы и в общественном сознании выступала как главный враг французского народа, основной виновник унизительных для него условий мира 1815 г. Для демократической оппозиции было характерно видеть в едином германском государстве фактор прогресса, безопасности Франции и даже гарантии мира в Европе. Демократы считали, что изменения в Германии изменят в пользу Франции всю международную обстановку и даже в знак благодарности за поддержку немцы вернут французам левый берег Рейна. Таких взглядов придерживались Ж. Мишле, В. Гюго, А. Ламартин [1, c. 21].

Национальная идея этого времени, как справедливо отмечает французский историк Ж. Вейль, заключала в себе не только стремление народов к обретению государственности, но и пробуждающуюся тягу к идее национальной исключительности, что имеет вполне определенное название – национализм. Именно с растущим национализмом связано появление во Франции в 40-е гг. XIX в. культа Наполеона I. Активный деятель либеральной партии А. Тьер начинает в эти годы работу над историей Консульства и Империи во Франции. Работа А. Тьера – это апология внешней политики французского императора, его завоевания оправдываются некой целесообразностью. Так, например, Тьер оценивал политику Наполеона в германских землях как мудрую: он «...наложил на Германию свою волю для ее же собственной пользы и для спокойствия мира: единственный случай, когда дозволено и полезно вмешиваться в чужие дела» [5, с. 128].

Таким образом, либерал Тьер пришел к выводу, что дозволено вмешиваться в чужие дела и диктовать народам свою волю. Если демократы и республиканцы, также страдавшие «болезнью Ватерлоо», видели выход в осуществлении двух задач – вернуть Франции естественные границы и освободить с ее помощью все и их основной задачей было упрочение положения Орлеанской династии, чего нельзя было сделать, не получив поддержки легитимных монархов Европы. Не развивали они и идеи «нация – государство», предполагавшей обретение каждой нацией государственности. Ведь такое грандиозное переустройство Европы было возможно лишь как следствие опустошительных революционных потрясений, которых либералы боялись. Ф. Гизо в своих мемуарах, которые он начал публиковать в 1858 г., признал, что под напором либерального, демократического и национально-освободительного движений рушится старая Европа, происходить же это должно, по его мнению, в результате внутренних процессов, без всякого вмешательства извне. «Это не значит, – писал он, – что народы изолированы и безразличны к судьбе друг друга. Но силой и войной нельзя способствовать распространению истины и свободы» [3, c. 129]. В то же время у Гизо сохранялось представление о Европе как о едином целом, сообществе различных, но сходных между собой народов и государств. Он признавал, что «европейские народы не только соседи, но и родственники, объединенные связями и нравственными, и материальными». «Несмотря на распри и непонимание, – писал он, – существует некое высшее единство, и чрезвычайно весомое, о котором никогда не следует забывать» [1, c. 22]. Итальянский историк С. Мастеллоне даже приписывал Ф. Гизо план создания единой Европы – единой в политическом и в экономическом отношении. Планов таких, как представляется, не было, но была глубокая уверенность, что путь исторического прогресса для всех европейских стран один и связан он с национальной независимостью и победой либеральных принципов. Однако понимание того, что столь кардинальные изменения не могут произойти мирным путем, заставляло либералов, как реально действующих политиков, стоящих у власти, очень осторожно относиться ко всем проявлениям национально-освободительных движений в Европе.

А. В. Шарапо

список литературы

 

  1. Европейские революции 1848 года. «Принцип национальности» в политике и идеологии / под ред. В. Н. Виноградова, Т. М. Исламова, Л. А. Кирилина [и др.]. – М. : Индрик, 2001. – 456 с.
  2. Кареев, Н. И. История Западной Европы в Новое время (1830–1870) : в 7 т. [Электронный ресурс] / Н. И. Кареев. – СПб. : Тип. М. М. Стасюлевича, 1908. – Т. 5, ч. 2. – 898 с. – Режим доступа: . – Дата доступа: 11.04.2017.
  3. Гизо, Ф. История цивилизации в Европе / Ф. Гизо. – М. : Территория будущего, 2007. – 336 с.
  4. Дебидур, А. Дипломатическая история Европы: от Венского до Берлинского конгресса (1814–1878) : в 2 т. [Электронный ресурс] / А. Дебидур ; пер. с франц. В. О. Броуна. – М. : Просвещение, 1947. – Т. 1. – 482 с. – Режим доступа: . – Дата доступа: 10.04.2017.
  5. Тьер, А. История Консульства и Империи во Франции : в 4 т. / А. Тьер ; пер. с франц. Ф. Кони. – СПб. : Альфарет, 2012. – Т. 4. – 768 с.

The author highlights the special role of the French liberals in the formation of ideology and national idea of France in the first half of XIX century. The paper analyzed the ratio of Liberal circles to the national question and the national challenges facing the French public traffic. The article deals with the national concept of the first half of the XIX century.ееееееееееееееееееееееееееееееееееееее

Facebook Vk Ok Twitter Whatsapp

Похожие записи:

По истории культуры Беларуси конца XVIII –  первой половины XIX в. написано огромное количество работ, даны разные характеристики и оценки, однако отсутствует историографический анализ этих исследований, неопределены дальнейшие пути и направления изучения этой...
В соответствии со статьей 84 Конституции Республики Беларусь 24 апреля 2018 г. Президент Республики Беларусь А.Г.Лукашенко на совместном заседании Палаты представителей и Совета Республики обратился с ежегодным Посланием к белорусскому народу и Национальному с...
Актуальнасць вывучэння гісторыі дробнай шляхты ў 30–60-я гг. XIX ст. абумоўлена значнай адметнасцю ў самасвядомасці, звычаях, паводзінах, якой вызначалася дробная шляхта. Дробная шляхта прымала вельмі актыўны ўдзел у значных падзеях грамадска-палітычнага жыцця...