Белорусско-польские отношения в новейший период истории независимой Белоруссии, несмотря на их хронологическую непродолжительность (1991–2006 г.), прошли довольно сложный и неоднозначный путь. Независимая Беларусь получила в наследство от СССР и некоторые старые проблемы в отношениях с западным соседом – Польшей: политического и историко-ментального характера. В том числе и проблему отношений с польским национальным меньшинством, которая первоначально осложнилась непризнанием белорусским руководством западной границы Белоруссии. Это выразилось в отказе Республики Беларусь признать польско-советскую границу 1945 г., требуя урегулирования вопроса относительно Белостоцкого воеводства.
Для Республики Беларусь, получившей полную государственную независимость лишь в 1991 г., как и для других государств, расположенных на территории бывшего СССР, проблема правовой защиты национальных меньшинств приобретает особую актуальность также и в силу их многонационального характера.
Всего в Республике Беларусь проживают в настоящее время около 10 млн. человек. По официальным данным переписи населения 1999 года 81 % жителей страны – белорусы. В остальных 19 % населения страны представлены более 140 наций и народностей, в том числе: 11,2 % – русские; 3,9 % – поляки; 2,4 % – украинцы; 0,3 % – евреи; более чем по 10 тысяч человек – армяне и татары; около 10 тысяч – цыгане; более чем по 6 тысяч – литовцы и азербайджанцы; более чем по 4 тысячи – молдаване и немцы; 3 тысячи – грузины; 41 национальность представлена количеством от 10 и менее человек [1].
В сравнении с переписью 1989 года увеличилось количество армян, азербайджанцев, арабов, грузин, немцев, осетин, таджиков, туркмен; уменьшилась численность почти всех других национальностей (русских, украинцев, поляков, татар, литовцев, латышей, эстонцев, молдаван, узбеков, чувашей и др.). Значительно сократилось количество евреев – с 112 тысяч до неполных 28 тысяч человек [2, с. 16].
С 1996 года в Белоруссии стране официально не употребляется термин «национальное меньшинство» в отношении граждан разных национальностей. Официально используется термин «национальные группы» [3, с. 5]. В то же время в Конституции Республики Беларусь закреплено понятие «национальные меньшинства», поэтому при подписании международных договоров применяется и данный термин.
На современное положение национальных меньшинств на территории нынешней Белоруссии, и в первую очередь польского, оказали существенное влияние как далекие исторические процессы (длительное и острое русско-польское соперничество за эти территории, не прекращающееся и после падения Речи Посполитой, и сказавшееся также на процессе формирования белорусского национального самосознания), так и политические процессы ХХ в.: создание белорусской государственности как советской республики, репрессии в отношении белорусской национальной интеллигенции в советские времена (в первую очередь под предлогом разоблачения агентов и проводников польского влияния), сохранявшейся в советское время в БССР пропаганды (во многом имевшей свои корни еще со времен царской России) в отношении поляков как классового и национального эксплуататора белорусского крестьянства. Эти идеологические установки воплощались не только в пропаганде, но и в художественной литературе, искусстве, кино, исторической науке и публицистике, и стали определенным ментальным наследием белорусов в отношении польского населения и в независимой Белоруссии. Данное наследие белорусскому обществу и государству еще до конца предстоит одолеть. Существование уже в течение 15 лет независимой Белоруссии доказывает их сложность и невозможность возлагать ответственность только на советское и российское прошлое.
Сама проблема отношения национального большинства и национальных меньшинств проявляется в Европе в ХІХ в. с появлением понятия нация, и являлась одним из наиболее сложных и противоречивых вопросов в межгосударственных и межнациональных отношениях. И в этом отношении проблема поляков как национального меньшинства была одной из первых, став острой внутренней проблемой в России, Пруссии, Австрии, а также и на международной арене.
В ходе исторического развития к ХІХ в. проявилась тенденция наряду с защитой религиозных меньшинств закреплять в международных соглашениях права национальных меньшинств. Первым таким документом явился Генеральный Акт Венского конгресса 1815 г., статья І которого закрепляла права польского национального меньшинства в России, Австрии и Пруссии.
После І мировой войны, в связи с существенными территориальными изменениями, под эгидой Лиги Наций были разработаны специальные международно-правовые меры для защиты лиц, принадлежащих к меньшинствам. В мирных договорах между Союзными и объединившимися державами и государствами, которые были их противниками (Германия, Австрия, Венгрия, Болгария, Турция), созданными вновь (Польша, Чехословакия), или значительно расширившими свою территорию (Югославия, Греция, Румыния, содержались специальные положения о национальных меньшинствах [4, р. 23]. Польша в рамках этих соглашений гарантировала права национальных меньшинств, в том числе и белорусов.
Соглашения о национальных меньшинствах, подпадавшие под гарантии Лиги Наций, содержали обязательства государств предоставить всем жителям страны одинаковую защиту жизни и свободы, независимо от их происхождения, национальности, языка, расы и религии; право на отправление религиозных культов в соответствии с канонами своей конфессии; равенство перед законом и одинаковые политические и гражданские права; в том числе право поступления на службу без различия расы, языка и религии; условия, при которых не должно быть никаких ограничений в пользовании своим языком в личных отношениях, в торговле, богослужении, печати, публичных собраниях; предоставить национальным и религиозным меньшинствам право и свободу устраивать за свой счет школы, церкви и благотворительные учреждения и управлять и контролировать ведение дел в них; принимать меры, облегчающие лицам, принадлежащим к национальным меньшинствам, пользоваться в суде своим родным языком – устно или письменно и обеспечить право получения гражданства. Там, где имелось значительное национальное меньшинство, государства должны были содействовать тому, чтобы в начальных школах дети этих меньшинств могли учиться на родном языке, при том, что в таких школах допускалось преподавать также на государственном языке [5, с. 20].
В большинстве соглашений о национальных меньшинствах содержались положения о том, что обязательства государств в отношении их национальных меньшинств имеют преимущество перед любыми законами и подзаконными актами, противоречащими этим обязательствам. Вторая мировая война положила конец существованию как самой Лиги Наций, так и системе защиты прав национальностей, сложившейся под ее эгидой.
Новый этап в развитии международно-правовой охраны меньшинств наступил после окончания Второй мировой войны. В 1945 г. была создана Организация Объединенных Наций, одной из важнейших целей которой было названо «поощрение и развитие уважения к правам человека и основным свободам для всех, без различия расы, пола, языка, религии» (ст. 1, ч. 3 Устава ООН).
В то же время в день принятия Декларации 10 декабря 1948 года Генеральная Ассамблея ООН приняла специальную резолюцию, озаглавленную «О судьбе меньшинств». В ней отмечалось, что ООН не может оставаться равнодушной к судьбе меньшинств, и что трудно принять единообразное решение этого сложного и деликатного вопроса, который имеет особый аспект в каждом государстве, где он возникает [6, р. 23]. В резолюции подчеркивалась необходимость провести всестороннее исследование проблемы меньшинств, чтобы Организация Объединенных Наций могла предпринять эффективные меры для защиты прав расовых, национальных, религиозных и языковых меньшинств. В 1946 году в рамках ООН был создан специальный орган – Комиссия по правам человека, которая на своей сессии в 1947 г. учредила вспомогательную Подкомиссию по предупреждению дискриминации и защите меньшинств. Одна из прямых обязанностей Подкомиссии – проводить исследования и давать рекомендации Комиссии по вопросам предотвращения дискриминации и защите прав расовых, национальных, религиозных и языковых меньшинств. В 1992 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла разработанную Подкомиссией Декларацию о правах лиц, принадлежащих к национальным или этническим, религиозным и языковым меньшинствам.
Важное значение для рассматриваемой нами проблематики имеет также ст. 27 Международного пакта о гражданских и политических правах 1966 г., гласящая: «в тех странах, где существуют этнические, религиозные и языковые меньшинства, лицам, принадлежащим к таким меньшинствам, не может быть отказано в праве совместно с другими членами той же группы пользоваться своей культурой, исповедовать свою религию и исполнять ее обряды, а также пользоваться родным языком». Следует иметь в виду, что Республика Беларусь с 1992 года является участником протокола к Пакту о гражданских и политических правах, т.е. признает компетенцию Комитета ООН по правам человека принимать и рассматривать сообщения от лиц, которые утверждают, что стали жертвами нарушения государством какого-либо из прав, изложенных в Пакте [7].
Уже в Европейской конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 г. было записано, что закрепленные в ней права и свободы обеспечиваются «без дискриминации по какому бы то ни было признаку», в том числе по «принадлежности к национальным меньшинствам».
С 50-х годов под руководством и в рамках Совета Европы велась разработка специального многостороннего, юридически обязывающего договора для Европы о защите прав национальных меньшинств. В 1995 г. представители 21 государства – членов Совета подписали «Рамочную конвенцию о защите национальных меньшинств». Важно подчеркнуть, что указанная Конвенция открыта для подписания не только для членов Совета Европы, поэтому Республика Беларусь может присоединиться к ней, не дожидаясь формального членства в Совете Европы. С 1 февраля 1998 года Рамочная конвенция о защите национальных меньшинств вступила в силу [8]. Под термином «меньшинство» в ней понимается группа, которая в количественном отношении меньше, чем остальное население страны, члены которой, являясь гражданами данного государства, имеют этнические, религиозные и языковые отличия от основной части населения страны и намерены сохранить свою культуру, традиции, религию или язык. Подчеркнуто, что принадлежность к меньшинству определяется индивидуальным выбором каждого. Следует отметить, что Белоруссия до сих пор не ратифицировала Рамочную конвенцию.
Другим важным документом, принятым Советом Европы и относящимся к правам меньшинств, является Европейская Хартия о региональных языках и языках меньшинств. Основная цель хартии – защита и сохранение языков меньшинств как важной части европейского культурного наследия.
На встрече государств – участников СБСЕ на высшем уровне в Париже 21 ноября 1991 г. была принята Парижская хартия для новой Европы. В Хартии указывалось, что этническая, культурная, языковая и религиозная самобытность национальных меньшинств будет защищена, и что лица, принадлежащие к национальным меньшинствам, имеют право свободно выражать, сохранять и развивать эту самобытность без какой-либо дискриминации в условиях полного равенства перед законом. В 1992 г. на встрече в Хельсинки был учрежден пост Верховного Комиссара по национальным меньшинствам.
В основе белорусского законодательства, регулирующего правовой статус меньшинств, лежит целый ряд норм Конституции 1994 г. Так, согласно ст. 14 Основного Закона Белоруссии, государство должно регулировать отношения между национальными общностями на основе принципов равенства перед законом, уважения их прав и интересов. Ст. 15 Конституции возлагает на государство ответственность за сохранение историко-культурного и духовного наследия, свободное развитие культур всех национальных общностей, проживающих в Республике Беларусь. Согласно ст. 16, все религии и вероисповедания равны перед законом. Тем самым, на конституционном уровне гарантированы определенные групповые права национальных меньшинств. В то же время белорусское конституционное законодательство закрепляет и индивидуальные права лиц, принадлежащих к меньшинства. Статья 50 Конституция гласит: «Каждый имеет право сохранять свою национальную принадлежность, равно как никто не может быть принужден к определению и указанию национальной принадлежности. Оскорбление национального достоинства преследуется согласно закону. Каждый имеет право пользоваться родным языком, выбирать язык общения. Государство гарантирует в соответствии с законом свободу выбору языка воспитания и обучения» [9].
Все эти политико-юридические обстоятельства, регулирующие отношения к национальным меньшинствам, а также политическая конъюнктура польско-белорусских отношений, их историческое наследие и определили во многом ситуацию польского национального меньшинства в Белоруссии в начале ХХ в. В свою очередь и польское национальное меньшинство оказало определенной влияние на их развитие и перспективы.
В политическом отношении белорусско-польские отношения в 90-е годы отличались весьма противоречивыми тенденциями: с одной стороны Польша стала одним из первых государств, которые признали независимую Белоруссию, с другой – весьма сильное влияние фракции БНФ в белорусском парламенте привело к первоначальному отказу признать белорусско-польскую границу 1945 г. Фракция БНФ требовала возвращения границ от 28.09.1939 г., т.е. границ времен советско-германского договора о дружбе и границах, являющегося логическим продолжением Пакта Рибентропа-Молотова, на том основании, что БССР не участвовало в 1945 г. в переговорах об установлении новой границы. Также ряд деятелей БНФ в начале 90-х годов поставили под сомнение существовании в Белоруссии польского национального меньшинства.
Если пограничный вопрос был вскоре урегулирован, то вопрос отношений с польским национальным меньшинством оказался значительно более сложным. Требовал он не только юридического урегулирования в рамках межгосударственный отношений и внутреннего законодательства, но и готовности белорусского общества и государства принять и на практике внедрить международные стандарты прав национальных меньшинств.
Одной из особенностей положения в Белоруссии в нач. 90-х г. было то обстоятельство, что определенная часть белорусского национально ориентированного движения испытала эйфорию от неожиданной и недавно полученной независимости, что негативно отразилось в отношении к польскому национальному меньшинству. Следует также отметить то обстоятельство, что в Белоруссии в советское время не было сколько-нибудь значительного движения за независимость. Определенная часть белорусской национальной элиты начала стремиться к форсированной белорусизации всего общества, в т.ч. и национальных меньшинств. В первую очередь это отразилось на польском национальном меньшинстве: лидер БНФ З. Позняк неоднократно заявлял, что в Белоруссии нет поляков, а есть только белорусские католики или полонизированные белорусы.
Данные политические положения активно разрабатывались также и в белорусской исторической науке и публицистике, были введены в школьные и вузовские учебники по истории Белоруссии. Эти идеи доводились порой до абсурда: ВКЛ интерпретировалось как исключительно белорусское государство, влияние польских традиций на белорусских землях оценивались негативно, снова стала актуальной разработанная ещё в нач. XX в. теория «двух врагов» – России и Польши, и т.д. Данные интерпретации исторического прошлого Белоруссии напоминали народнические теории и даже стали «удивительным образом напоминать кальку западноруссизма» [10]. Впоследствии эти тенденции даже одним из его деятелей были названы «картографической экспансией» [11].
В настоящее время в белорусской историографии наряду с калькой «западноруссизма», согласно Д. Кареву, восстанавливается также и народническая историко-философская концепция с ее слабыми и сильными сторонами [12, с. 9–10]. Все это, по мнению Д. Карева, «…поражая полетом фантазии и восхищающим сердце невежеством, порождает вопросы о профессиональной компетенции и элементарной добросовестности некоторых их авторов по отношению к исторически фактам». К числу новых исторических открытий белорусской историографии Д. Карев относит и такие, как «…о ВКЛ, как о белорусской державе и унитарной империи» (не ясно, куда в таком случае деваться украинцам и литовцам – Д.К.), «…никакого завоевания Беларуси Литвой не было – наоборот, Россия и Польша трактуются как очевидное, почти абсолютное зло для Беларуси» [13, с. 10]. Вторую концепцию белорусской истории поддержала значительная часть белорусской национальной интеллигенции, которая приняла позиции советской власти и вела активную работу по формированию новых структур исторического сознания на советской основе. Удивительным образом эта теория, пишет Д.Карев, стала напоминать немного измененную модель истории Беларуси «по Кояловичу» [14, с. 11]. Это очень красноречивое подтверждение положения об народнических и западноруссистских истоках современной белорусской историографии и образовании современной национально ориентированной мифологизованной истории Белоруссии. Как пример такого миротворчества истории можно привести книги о средневековой Белоруссии М. Ермоловича [15].
Современные утверждения некоторых белорусских историков 90-х г. о том, что работы преимущественно периода 1990–1995 г. являются научно-популярными и как-будто не имеют уже влияния на белорусскую историографию, не соответствует действительности.
В начале 90-х гг. книги М. Ермоловича были действительно бестселлером. Такой популярности не имел, кажется, ни один белорусский историк на белорусском книжном рынке, и это также свидельствует об их влиянии на формирование исторического сознания белорусского общества.
Начало в строительстве каждой национальной идеологии имеет большое значение как возможность позже «создавать культ основателей нации или его возрожденцев». На определенном этапе сами творцы мифологий (или их адепты) начинают в них свято верить (и забывать, что это мифы «для народа») и возмущаются тем, что кто-то этих мифов не разделяет. В отношении белорусской историографии как мифологии стоит прочитать стенограмму дискуссии в журнале «ARCHE», где Павел Терашкович просто сознается в создании мифа: «я могу припомнить миф, в создании которого я принимал непосредственное участие: о том, что Бобровский и Данилович были создателями белорусской национальное идеи» [16]. Конечно, не вся современная белорусская историография является мифологией, но когда мифологемы закрепляются в учебниках, а «взрослая» профессиональная историография сознательно считает, что правду массам говорить не нужно (т.к. не поймут), тогда встает вопрос о моральной ответственности перед народом. Историография тем и отличается от естественных наук, что допускает различные мнения, дискуссию и разные пункты зрения на те самые проблемы и факты (последние, как известно так же являются конструкциями историков), а истина в ней всегда имеет относительный характер. Острие данных концепций было направлено прежде всего на образование негативного образа Польши, а посредством этого – на поляков, проживающих в современной Белоруссии, как рудимента политики полонизации.
О том, что тенденции политизации истории (а в особенности белорусско-польских отношений) в современной белорусской историографии не преодолены, превосходно свидетельствует пример изданной в Люблине в 2002 году истории Белоруссии авторства известного белорусского историка З. Шибеки [17]. Автор утверждает: «…рассматривая современную ситуацию, не нужно стремиться к культурной модели народа (этноязычной, субстанциональной), но к модели функциональной. Все, что находится на Беларуси, является белорусским. Все граждане Беларуси – белорусы» [18, с. 505]. Обозначает это попытку проведения на практике курса на постепенную ассимиляцию всего в стране к белорусскости. Так, один из белорусских национально-ориентированных историков А. Смоленчук признает, что в отношении исторической полонистики существует перевес не научного, а пропогандистского подхода в работах большинства белорусских историков: «Действительно, многие белорусские исследователи, особенно периода БССР и первых лет существования Республики Беларуси, отличались сугубо публицистическим характером. Употребляли термин «полонизация» как определенное пропагандистское клише, не пытаясь принять процессы ассимиляции в конкретных исторических условиях. Происходила модернизация истории, и события ХVІ–ХІХ в. рассматривались так, как будто они происходили в ХХ в. » [19].
Судьбы польского национального меньшинства в Белоруссии имели общие и свои характерные черты в сравнении с положением поляков в других республиках СССР. Эти последние были следствием исторического прошлого региона, а также того особого места, которое занимала БССР в системе СССР.
Белоруссия оказалась республикой наиболее податливой для русификации и советизации. В этой ситуации Москва не видела потребности (в отличие от прибалтийских республик) сохранения особого культурного статуса польского национального меньшинства, как это было в Литве. Эти политические потребности обслуживала историческая наука и официальная пропаганда: основным был тезис, что поляков в Белоруссии уже нет, а остались только полонизированные и окатоличенные белорусы. И это все существовало на фоне официальной дружбы между СССР и ПНР.
Такая официальная позиция приводила к тому, что поляки в Белоруссии, как и в Литве и Украине, защищаясь перед белорусизацией и руcификацией, всегда категорически подчеркивали свое польское этническое происхождение. В свое время царские власти идентифицировали поляков только со шляхтой и духовенством. Советские власти – с лицами, имеющими в паспорте запись о польской национальности [20, с. 32, 130, 132]. Это паспортное положение позволило властям официально переписать значительную часть поляков в белорусов, особенно в центральной и северной части БССР. Следует также отметить, что в 70–80-е годы ХХ в., когда были видны успехи такой ассимиляции, «паспортные поляки» образовывали важную формальную преграду в дальнейшей их ассимиляции. Для советских властей, как раньше для царизма, и для белорусских властей БССР они оставались поляками, хотя в действительности часть из них потеряла сознание принадлежности к польскому народу.
Общая ситуация поляков в Белоруссии была значительно хуже чем в Литве, где советская власть официально признавала существование польского национального меньшинства, и сохранила там после войны польскоязычное образование. Эти действия имели под собой политическую подоплеку: противопоставление между собой двух нерусских национальностей и ослабление сопротивления литовцев советизации.
Советская власть в Белоруссии первоначально планировала белоруссизацию поляков, однако, когда оказалось, что национальное сознание и сопротивление советизации среди белорусов значительно слабее, чем в прибалтийском регионе и на Украине, сделана была ставка на русификацию, как поляков, так и белорусов. Частично похожая ситуация была и на Украине, но там местные поляки имели свой культурный центр с огромными традициями польскоязычной культуры и образования – Львов.
Данную ситуацию поляков в Белоруссии одним из первых описывал белорусский исследователь Н. Иванов: в послевоенный период реализовывалась наиболее последовательная, жестокая антипольская политика. Было это результатом той ситуации, что в республике, кроме достаточно численной группы населения открыто декларирующей явно польскую национальность, существует довольно значительная группа населения католического вероисповедания с неопределенной национальной идентификацией, имеющая вписанную в паспорт белорусскую национальность, однако относящая себя к польской [21].
Вехой, открывающей новый этап в антипольской политике советских властей Белоруссии был 1948 г. Именно тогда были ликвидированы все существующие польскоязычные школы, польский язык был запрещен для употребления в сфере государственной, политической, общественной деятельности. 1949 год стал в СССР годом усиления борьбы с космополитизмом, везде искали «безродных космополитов» и «сионистов». В Белоруссии местные советские власти решили внести свою лепту в эту борьбу посредством вклада в окончательное решение «польского вопроса» в Белоруссии [22, с. 130, 132]. Ситуацию польского национального меньшинства можно определить в Белоруссии как наиболее трагическую в сравнении с иными регионами СССР.
Такая политика советской власти в Белоруссии была возможна благодаря специфической ситуации и значительному росту численности в республике русского и украинского населения. Представители этих двух национальностей, а также русифицированные белорусы стали главным элементом постоянно усиливающейся русификации. Представители этих национальностей наиболее часто занимали наиболее видные места в общественной хозяйственной жизни, партийных органах, армии. Реальный и фактический рост русского населения в Белоруссии хорошо прослеживается в материалах переписей населения. В 1959 г. русские составляли 8,2 % от общего числа населения, а в городах – 19,2 % [23]. В 1970 г. они составляли уже 10,5 %, при этом в городах – 24 % [17]. 10 лет позже русские составляли уже около 12 % [18], а в 1989 г. – около 14 % общего количества населения Белоруссии [24]. В Минске и в крупных городах восточной Белоруссии количество русских составляло до 25–40 % населения. Количество украинского населения возросло с 1,7 % в 1959 г. до почти 3 % в 1989 г. В ¾ это было также городское население. Эта ситуация естественным образом влияла на положение поляков в местах их также компактного проживания [25].
Репатриация польского населения из Белоруссии (1946–1949 и 1956–1959 г.) имела селекционный характер. В основном эмигрировали люди с высшим образованием, с сильными чувством национальной принадлежности. В результате эмигрировала практически вся польская интеллигенция, остатки землевладельцев, а также большинство городского населения. Эмигрировала также большая часть католического духовенства. Советская власть поощряла эмиграцию этих групп населения, в отношении иных социальных групп ставились препятствия, особенно простого сельского населения, т.к. это ставило под вопрос существование колхозов. В западных районах Белоруссии, в которых записывали на эмиграцию, численность поляков, желающих эмигрировать, превысила общее население этих районов. В такой ситуации массовости эмиграции советские власти остановили полную репатриацию поляков из сельских местностей и наоборот стимулировали выезд городского населения. В десяти районах Гродненской области, которые образовывают единый территориальный массив, протянувшийся от польской границы вдоль белорусской границы и составляющий восточную часть исторического региона Виленщины, а также северную часть Гродненщины, проживало 492 393 человека, в том числе поляков – 22 780 (или 46, 3%), белорусов – 203 439 (41,3 %), русских – 46 561 (9,4 %) и др. национальностей – 14 591 (3,0 %) [26, s. 121–123]. Данные переписи 1959 г., когда закончилась уже официальная репатриация, показали, что в БССР осталось 538 тыс. поляков (6,7 % населения), и большинство из них (ок. 80 %) проживало в сельской местности [27].
Даже официальные данные переписи 1959 г. доказали и еще раз подтвердили результаты исследований многочисленных польских демографов в начале ХХ в., а также в 20–30-е гг., что большая часть католического населения, живущая на литовско-белорусском пограничье, решительным образом признавала свою польскую национальность, и была поляками посредством осознанного выбора. И это происходило в условиях не встречающихся до сих пор в истории дискриминаций и преследований. Признание своей польской национальности и ее сохранение означало обречение себя и своих детей на восприятие со стороны властей как людей второй категории. Следует также отметить, что количество поляков было занижено, и часть из них была переписана белорусами.
Из данных переписи 1959, 1979 и 1989 г. следует, что количество белорусского населения сократилась с 82 % до 77 %, а повсеместно употребляемым вместо белорусского языка стал русский. Очевидным следствием этого процесса было падение численности населения, признающего белорусский язык родным. В 1959 г. белорусский язык родным признавало 93,1 %, а в 1970 г. – 89 %, в 1970 г. – 80 %, в 1989 г. – около 75 %. Среди городского населения, это сокращение доходило официально до 50–70 %, но на практике русским языком повсеместно в городах пользуется 90–95 % от общего числа жителей. Подтверждается это и референдумом 1995 г., во время уже независимости Белоруссии, когда начался процесс белорусского национального возрождения и официальной белоруссизации. Тот факт, что 80 % граждан Белоруссии высказалось за сохранение русского языка как второго государственного языка, свидетельствует о том, что в белорусском обществе широко внедрилась идея об отсутствии разницы между белорусами и русскими, а также о далеко зашедшем процессе русификации белорусского общества. Этот тезис об отсутствии отличий между белорусами и русскими в 70–80-е г. ХХ в. пропагандировался советской идеологией и получил широкую поддержку белорусского советского общества. В результате этого в Белоруссии, в отличие от других союзных республик, в конце 80-х гг. не существовало широкого общественного движения за независимость страны от СССР.
В таких условиях советские власти Белоруссии, теряя национальную самоидентификацию и полностью завися от Москвы, не хотели ни под каким предлогом терпеть у себя обособленность польского меньшинства. С целью сильнее противопоставить польское население остальному населению Белоруссии, советская пропаганда возвращалась к старым негативным стереотипам в отношении поляков. Первоначально использовались еще стереотипы царского времени: поляк – это шляхтич, белорус – это крестьянин, иногда даже полонизированный. И чаще всего поляк в этой идеологической схеме выступал как пан, эксплуатирующий бедного трудолюбивого белорусского крестьянина. Позже появляется идеологический штамп, относящийся ко времени ПНР, говорящий о том, что поляки хотя и не враги советской власти, однако элемент, не вполне внушающий доверие: это те, которые не преданы делу строительства социализма и могут его предать. Внушалось, мысль, что это даже национальные черты поляков, сохранившиеся также и в социалистической Польше. Как доказательство этого положения утверждалось, что поляки не сумели построить у себя социализм (имеется в виду советская модель социализма): не ликвидировали влияние католической церкви, не организовали колхозов, а в добавление ко всему в США существует большое польское национальное меньшинство, настроенное антисоветски. Целью поляков, согласно этой версии, является хорошая, сытая жизнь за счет СССР и даже США. Усиление данного негативного стереотипа поляков в СССР и БССР акцентировалось особенно к 1980 г. (во времена движения «Солидарность»). Этот стереотип не мог не оказывать негативного влияния на отношение к полякам в Белоруссии среди белорусского населения, которое в своем большинстве усвоило советские стереотипы пропаганды.
Результаты следующих переписей весьма выразительно показывали абсолютную убыль польского населения в Белоруссии в условиях отсутствия эмиграции. В 1959 г. поляки составляли 538,9 тыс. человек, что было 6,7 % общего числа населения республики. Из них только 48,5 % признало польский язык как родной, 47,2 % задекларировало как таковой белорусский, а 4 % – русский [28, с. 132]. Немного лучшей была ситуация в Гродненской области, где согласно официальной статистике проживало 332,2 тыс. поляков (62 % всех поляков Белоруссии), или 31 % от общего количества населения области и 35 % от сельского населения. Численность поляков Гродненщины, которые задекларировали польский язык как родной составила – 62 %, а белорусский язык как родной – 44 % [29]. Другим большим сосредоточением польского национального меньшинства в Белоруссии была западная часть Витебской области. Среди них польский язык как родной задекларировало 46 %, а белорусский – 52 %. На территории Брестской области в 1959 г. официально проживало 42 тыс. поляков. Из них польский язык как родной признало 34 %, а белорусский – 56 %. В Минской области согласно переписи было 64,3 тыс. поляков. Из них польский язык как родной признало – 33 %, а белорусский – 65 % [30] Значительный процент этнического польского населения декларировало белорусский язык как родной, что свидетельствовало о далеко идущем процессе белоруссизации. Часто это было уже молодое поколение поляков Белоруссии, воспитанное в новых общественно-политических условиях, знающих свое польское происхождение, но не язык. Главным же препятствием знания своего родного языка было отсутствие польскоязычного образования и запрет использования польского языка в государственной и общественной жизни.
Весьма интересным является сопоставление данных об уровне образования польского национального меньшинства по переписи 1959 года. На 1 тысячу человек: русские имели 398 человек с высшим или средних образованием, белорусы – 219, евреи – 513, украинцы – 423, а у поляков – только 127 человек [31]. Для сравнения можно отметить, что в 1939 г. на территории Белоруссии этот показатель среди поляков был выше чем у белорусов [32, с. 134]. Эта отрицательная ситуация польского национального меньшинства с 1959 г. была в Белоруссии значительно хуже, чем положение поляков в соседней Литовской ССР, где польское национальное меньшинство насчитывало 230 тыс. человек. Из них, согласно переписи 1959 г., 96 % задекларировало польский язык как родной. Способствовало этому, конечно, наличие польскоязычного образования, прессы и различных культурных центров. На Украине, где польское национальное меньшинство составило 363 тыс. человек, польский язык как родной признало только 18, 6 % поляков, но уже в Львовской области – 50,6 %. В последнем случае важную роль играли остатки польскоязычного образования и культурно-просветительные традиции Львова.
Важную роль в получении таких отрицательных результатов переписи 1959 г. сыграла, конечно, политическая обстановка в СССР по отношению к полякам. Перепись 1959 г. проведена была уже после окончания второй репатриации в Польшу. Официально было объявлено, что могли выехать все желающие поляки, которые декларировали это желание. Как известно, реальная ситуации на местах была иной.
Важным негативным элементом общеполитической ситуации польского национального меньшинства была также позиция властей ПНР, которая определялась зависимостью Варшавы от Москвы. В тех политических реалиях какое-либо влияние Варшавы на дела польского национального меньшинства в СССР было невозможно. Даже скорее такая политика способствовала бы ухудшению положения польского национального меньшинства в СССР, в том числе и в БССР. Польское национальное меньшинство в Белоруссии чувствовало себя забытым Польшей и польскими властями, оставленным на свои собственные силы. В этой ситуации, как и в царское время, важнейшей опорой оставался католический костёл. Поляки чаще всего оставались в стороне от участия в деятельности государственных, партийных органов, органов образования, что в свою очередь принималось властями. В общем их на эти позиции в это время и не допускали.
Наступившая в 70–80-е г. ХХ в. урбанизация Гродненщины изменила значительным образом также и социальное положение поляков в области, их традиционный уклад жизни. Прежде всего начал расти процент польского населения в городах. Улучшились бытовые и материальные условия жизни, одновременно в корне менялись традиционные устои жизни поляков. Появились новые скопления польского национального меньшинства. Однако оно существовало без собственной национальной интеллигенции, образования на родном языке, оторванное от традиционных связей с католической церковью. В новых городских скоплениях поляки должны были выработать новую модель сосуществования с другими национальностями республики. Осуществлялось это как посредством смешанных браков, так и посредством постепенной советизации. Дети от смешанных браков значительно быстрее отрывались от традиционных национальных ценностей, подвергались советизации и белоруссизации или русификации. Советская статистика тех лет, к сожалению, не дает полной картины национальной ориентации детей из таких смешанных браков.
Эти процессы коренным образом изменили национальный состав городов Гродненской области. Как пример рассмотрим крупнейший – Гродно. В Гродно, согласно статистическим данным в 1939 г., проживало 47,4 % поляков, 42,6 % евреев, 4,7 % белорусов [33, s. 325]. В 1989 г. эта картина диаметрально изменилась: 53 % – белорусы, 21,4 % – поляки, 20,5 % русские [34, с. 85]. При этом по сравнению с 1959 г. численность поляков в процентном отношении увеличилась более чем в два раза.
Сложные политические процессы в отношении поляков в Белоруссии нашли свое преломление и в ситуации демографической: значительно уменьшается их численность на территории всей республики: в 1959 г. их было – 538,6 тыс. человек, в 1970 г. – уже только 328,6 тыс. человек (уменьшение на более чем 20 %). В общем процентном отношении произошло уменьшение с 6,7 до 4,3, хотя в этот период не было никакой эмиграции польского населения из Белоруссии. Вместе с тем это уменьшение было меньше чем на Украине.
В это же время польское национальное меньшинство в Литовской ССР увеличилось с 220 до 240 тыс. (4,4 %). Отсюда можно предположить, что уменьшение количества поляков в Белоруссии и Украине объясняется не демографическими факторами, а политическими – более или менее эффективно проводимой политикой ассимиляции.
Заслуживает внимания информация о структуре профессий поляков и уровне их образования в сравнении этих данных с показателями белорусов и русских. На 1000 статистических жителей Белоруссии, больше всего поляков работало в сельском хозяйстве – 343 человека, в то время как белорусов – 299, а русских – только 81. Свидетельствует это о том, что люди польской национальности работали на менее оплачиваемой работе, не пользующейся общественным престижем, и юридически наиболее зависели от руководства. Национальный состав работающих в промышленности выглядел следующим образом: русские – 336 человек, на втором месте категория «и другие» (в основном украинцы) – 299, белорусы занимали третье место – 272, а поляки, в числе последних, – 261. Подобная ситуация существовала и в области образования на одну тысячу человек: русских – 108, категория «и другие» – 90, белорусов – 78, а поляков – только 61. В области науки было занято 3 русских, категория «и другие» – 2, а поляков и белорусов – по одному. Весьма показательна национальная структура местных властей: категория «и другие» – 106, русских – 97, белорусов – 34 и поляков – 24. И в завершении этого анализа важно еще привести данные о степени партийности, из анализа которых видно: среди русских – 6, категория «и другие» и белорусы – 4, поляков – только 2 [35]. Не нужно больше комментариев к тому, кто и почему руководил Гродненщиной в 70-х годах ХХ в.
Перепись 1999 г. была первой в независимой Белоруссии. Поляки Белоруссии связывали с этой переписью определенные надежды о представлении относительно объективных данных и численности, качественных характеристиках и перспективах развития польского национального меньшинства. Общественное объединение Союз Поляков на Беларуси (ОО СПБ), как крупнейшая организация польского национального меньшинства, обратилось с призывом к полякам активно отслеживать случаи фальсификации при переписи, а также поддержать белорусов в определении белорусского языка как языка межнационального общения в противовес распространенному русскому.
Реальная ситуация оказалась иной: не было создано механизмов контроля над объективностью переписи, данные, поступающие от поляков из разных местностей Белоруссии говорили о многочисленных фальсификациях при переписи.
Даже вступительная характеристика данных переписи 1999 г. относительно польского национального меньшинства свидетельствует о её необъективности [36, с. 213–220]. Общая численность поляков за 10 лет уменьшилась на 22 тыс. человек (ок. 5 %) при общем сокращении населения на ок. 1 %. При этом наибольший спад наблюдался в восточных районах Белоруссии. На Гродненщине численность поляков уменьшилась на 6 тыс. человек (ок. 2%) [37]. Эти данные противоречат демографическим характеристикам: в 1989 г., согласно последней советской переписи, численность однонациональной семьи у русских, белорусов, поляков составляла ок. 3 человек, в городах, где прирост был выше: у поляков – 3,3 человек, белорусов – 3,2 человек, русских и украинцев – 3,0 человек [38, с. 213]. В то время как, согласно переписи 1999 г., естественный прирост в Белоруссии наблюдался только в Гродненской области (ок. 62 % общей численности поляков), Брестской и г. Минске, т.е. в районах проживания поляков сохранялся прирост населения, а он в польских семьях был хотя небольшим, но выше, чем у других национальностей (белорусов, русских). К тому же в этот период, между переписью 1989 г. и 1999 г., не было массовой эмиграции поляков из Белоруссии в Польшу.
Такую убыль польского населения можно объяснить только фальсификацией при переписи. Данные по отдельным районам убедительно это подтверждают. Так, численность поляков в Островецком районе уменьшилась за 10 лет с 5,2 до 3,0 тыс.ч., в Ошмянском – с 7,8 тыс.ч. до 4,4 тыс. человек [40, с. 215–216] и т.д. В этих же районах в сельской местности неожиданно выросло количество белорусов, в то время как повсеместно в сельской местности идет общий убыток населения [40, с. 216–217].
Одним из важнейших показателей развития польского национального меньшинства – признание польского языка как родного был представлен соответствующим образом на Гродненщине: 1999 г. – 16,5%. Для сравнения возьмем данные более ранних переписей: в 1989 г. – 13,3%, 1979 г. – 7,8%, 1970 г. – 13,1%, 1959 г. – 48,5% [41, с. 218]. В центральных и восточных районах Белоруссии эти показатели еще ниже.
Эти данные весьма красноречиво свидетельствуют о далеко зашедшем процессе ассимиляции в советские времена и о их весьма незначительном преодолении в конце ХХ в. в период перестройки и независимой Белоруссии.
Белорусское государство, получив независимость, получило также наибольшее по численности польское меньшинство среди бывших советских республик. Меньшинство это находилось в трудной ситуации с точки зрения удовлетворения потребностей развития ее культуры, просвещения. Межгосударственное белорусско-польское соглашение о добрососедстве и дружественном сотрудничестве было подписано 23.06.1992 г. Особое место в нём отводилось правам национальных меньшинств: этому вопросу было посвящено пять довольно обширных статей. Оба государства обязывались придерживаться международных стандартов, относящихся к правам национальных меньшинств, и обеспечивать равенство в правах, а также возможность сохранения и развития национального самосознания без каких-либо дискриминаций по данной причине.
Очень быстро оказалось, что хотя в сравнении с советским периодом был сделан значительный шаг в принятии законодательных актов (Законы о национальных меньшинствах, о языках и т.д.), но ни белорусское общество, ни белорусское государство не имели того сознания, что национальные меньшинства имеют свои права, нуждаются в помощи для развития своей культуры, образования и сохранения самосознания, что национальное меньшинство – это не объект для ассимиляции, а культурное богатство всей страны. Тем временем в белорусском обществе, а отсюда и в государственной политике, не только остались, но и частично вновь ожили старые негативные стереотипы и оценки поляков еще российских и советских времен.
О том, насколько серьезно воспринималась так называемая проблема «польской экспансии» белоруской постсоветской элитой нач. 90-х г. XX в., свидетельствует выступление Председателя КГБ Республики Беларусь Е. Ширковского на закрытом заседании Верховного Совета в 1992 г. Он информировал о стремлении искусственной полонизации жителей Белоруссии, особенно в западных областях. «Польская сторона, – утверждал он, – ведет массовую обработку белорусского населения в духе католическом и пропольском, стремится изменить ориентацию общественного сознания общества. При этом преследуются конкретные цели – образование хорошо организованной объединенной организации польского национального меньшинства в Беларуси, способной стать проводником политики РП и при необходимости средством нажима в межгосударственных отношениях. Такая политика Польши в перспективе может угрожать суверенитету и территориальной целостности Республики Беларусь» [42, с. 579].
Отсюда весьма серьезно некоторая часть представителей белорусских властей и национального белорусского возрождения говорила о попытках полонизации белорусов, или о планах присоединения к Польше бывших «восточных кресов», прежде всего Гродненщины, где даже по официальным данным поляки составляют почти половину населения или даже большую часть населения области по оценкам польских организаций [43].
Деятельность Союза Поляков на Беларуси (СПБ), как крупнейшей организации польского национального меньшинства, в начале 90-х г. вызывала сомнения и у национально ориентируемой оппозиции также по еще другой причине: они считали, что СПБ используется партийной номенклатурой как противовес белорусскому национальному движению. Часть белорусских историков утверждает, что в Литве местные поляки, выдвигая требования автономии двух районов, активно использовались Москвой в борьбе против «Союдиса». Как отмечается в современной белорусской историографии, сомнения вызывало также и то обтоятельство, что председатель СПБ Тадеуш Гавин был офицером пограничных войск, входивших в КГБ СССР [44, с. 578]. Во время начавшейся политической борьбы между коммунистическим режимом и демократической оппозицией, руководство СПБ полностью стало на сторону власти. В 1990 г. во время парламентских выборов в Верховный Совет БССР поддержало оно в Гродно кандидатуру І секретаря областного комитета КПСС в противовес кандидатуры БНФ [45, с. 578].
Вместе с тем, по признанию тогдашнего председателя СПБ Т. Гавина, к тому же активного сторонника БНФ, без соглашения с БНФ невозможно было в Белоруссии ставить вопрос о развитии польскоязычного образования, строительстве школ с польским языком обучения [46].
Вместе с тем в этот период 1991–1994 г., несмотря на видимое официальное белорусско-польское сотрудничество: визиты Л. Валенсы в Белоруссию и С. Шушкевича в Польшу, проблематика культурного развития польского национального меньшинства на Белоруссии продвигалось весьма медленно. Хотя развивались польские национальные организации, создавалась польскоязычная пресса, однако не было дано разрешение на строительство польскоязычных школ, не оказывалась финансовая поддержка структурам национальных организаций, польскоязычной прессе, национальным хореографическим ансамблям и т.д. Вместе с тем проблематика польского национального меньшинства в Белоруссии была весьма актуальна в белорусской прессе и в исторической публицистике, а также в парламенте Белоруссии.
Новый определенный сдвиг в белорусско-польских отношениях наметился в середине 90-х г. В результате активных межгосударственных контактов (встречи президентов А. Лукашенко и А. Квасневского, премьеров В. Чигиря и В. Тимошевича) были достигнуты соглашения о взаимной поддержке национальных меньшинств: получено разрешение на строительство польскоязычных школ в Гродно и Волковыске за счет средств польской стороны. Согласно заявлению белорусского премьера Чигиря, вторую польскоязычную школу в Гродно белорусская сторона должна была построить за счет средств белорусского госбюджета (она оказалась так и не построенной). Польская сторона обязалась построить белорусскоязычный лицей в Хайнувке, что и было выполнено. Начались также регулярные консультации по вопросам развития образования, культуры польских и белорусских национальных меньшинств поочередно в Белоруссии и Польше.
На проведение культурно-просветительных мероприятий национальных объединений целевым порядком на конкурсной основе стали выделяться определенные средства государственного и местного бюджетов. Из местных бюджетов дофинансирывалось развитие самодеятельного искусства, дотировалась деятельность учреждений культуры, созданных национальными общественными объединениями.
ОО СПБ в этот период (до 1997 г., когда её председатель Т. Гавин добровольно не отказался от финансовой помощи белорусского государства) получала определенную помощь на издание польскоязычной прессы, на деятельность своих фольклорных коллективов и т.д.
Функции контроля за соблюдением национального законодательства и международных договоров в области соблюдения прав лиц, принадлежащих к национальным меньшинствам, были возложены на Государственный комитет по делам религий и национальностей Республики Беларусь, созданный в январе 1997 года (с ноября 2002 г. – Комитет по делам религий и национальностей при Совете Министров Республики Беларуси). С 1994 года работает Республиканский центр национальных культур Министерства культуры.
Однако в Белоруссии не была выработана широкомасштабная система помощи национальным меньшинствам как государственная программа, как, впрочем, и такой же помощи белорусским национальным меньшинствам за рубежом.
Вместе с тем в отношениях белорусского государства и польского национального меньшинства остался нерешенным ряд вопросов: отсутствие широкого доступа к польскоязычному образованию (как наиболее яркий пример – отказ в разрешении строительства польскоязычной школы в Вороновском районе, где поляки официально составляют 83 % населения); отсутствие высшего образования на польском языке: согласно переписи 1999 г., поляки в Белоруссии по уровню высшего образования на 1 тыс. человек занимают последнее место; отсутствие возможности представительства польского национального меньшинства в парламенте Республики Беларусь; отказ признать солдат Армии Краёвой ветеранами П мировой войны; отсутствие государственных законодательных актов о финансовой поддержке структур организаций национального меньшинства; проблемы налогообложения Домов польских, выполняющих роль Домов культуры и общественных школ; отсутствие поддержки польскоязычной прессы, радио и телевидения и т.д. К решению этих проблем белорусское общество оказалось ещё не готовым. Это признается и частью современного белорусского общества: для того чтобы полякам Белоруссии сохранить и развивать свою культуру и родной язык в современном мире, а не поддерживать ее только в аспекте конфессийной польской идентичности, существует потребность широкого развития польскоязычного образования [47, с. 134].
Общее количество детей обучающихся в двух польских школах в начале ХХІ в. (2002–2004 г.) составило около 650 человек, а обучающихся польскому языку во всех различных формах (как предмет, факультатив, кружковые формы) составило ок. 20 тыс. человек, что составляет только ок. 25–30% в отношении к общей численности детей польского национального меньшинства. К тому же следует заметить, что факультативные и кружковые формы обучения были в основном малоэффективными и давали только элементарные умения письма и чтения.
Сравнивая Вильно (где поляки составляют 19 % от общего числа населения) и Гродно (22,1 % поляков от общего числа населения), М. Беспамятных утверждает, что сравнение это не в пользу Белоруссии: в первом случае 5 польскоязычных школ, а во втором – только 1 [48, с. 134]. К этому можно добавить, что польское население Белоруссии даже официально (396,5 тыс. человек) более многочисленное, чем в Литве (240 тыс. человек), а соотношение числа польскоязычных школ в обоих государствах составляет 2 к 121 соответственно. И эти две польскоязычные школы, утверждает Беспамятных, справиться с задачей развития современной польской культуры не в состоянии [49, с. 134]. Вот здесь, на мой взгляд, должны проявится демократические взгляды и практика белорусской национально ориентированной интеллигенции, которая сегодня имеет возможность таким образом доказать на практике не только свою национальную ориентированность, но и свои общедемократические взгляды.
Важную роль для развития польского национального меньшинства в Белоруссии должны были играть также добрососедские официальные белорусско-польские отношения. К сожалению, политические отношения между двумя странами наоборот стали препятствием для решения ряда вопросов функционирования польского национального меньшинства в Белоруссии.
Политические отношения между Белоруссией и Польшей начинают ухудшаться в 1996–1997 годах, когда польское правительство, следуя за политическим рекомендациями Европейского союза, ограничивает политические контакты с Белоруссией на высшем уровне.
Новое руководство ОО СПБ (с 2000 г.), заявив о сосредоточении своей деятельности на уставных целях (возрождение национальной культуры и образования), сделало ставку на открытие польскоязычных (фактически трехязычных – польский, белорусский и русский языки) школ в районах компактного проживания поляков: Вороновский (83%), Лидский (52%), Щучинский (51%). Данные предложения были поддержаны польскими общественными организациями и МИДом Польши. Это была уникальная возможность посредством деятельности польского меньшинства, вопреки установкам ЕС, улучшить польско-белорусские отношения.
В начале ХХІ в. (в 2002–2003 гг.) усилиями обеих сторон (встречи министра иностранных дел РП В. Тимошевича со своими белорусскими коллегами, визит в Гродно и Минск в октябре 2003 г. по приглашению ОО СПБ спикера Сената РП Л. Пастусяка) наступила определенная активизация политических отношений между двумя странами. В ходе этих политических контактов одним из важнейших вопросов были проблемы поддержки польского национального меньшинства: развитие польскоязычного образования (в частности, вопрос строительства польскоязычной школы в Вороновском районе, где поляки даже по официальным данным составляют 83 % населения) и культуры, финансовая поддержка структур организаций национальных меньшинств и т.д. Однако эти шаги высокопоставленных польских представителей были встречены критикой как со стороны Европейского Союза, так и либеральных кругов в Польше (в первую очередь это Гражданская платформа (председатель Д. Туск). И это в значительной степени ограничило возможности политических контактов. С другой стороны, эти предложения в области польского национального меньшинства не получили также поддержки белорусской стороны (Министерство образования Республики Беларусь, Министерство информации и печати, Гродненский облисполком и т.д.).
Это все повлияло, на мой взгляд, на то, что не удалось получить конкретных результатов, которые стали бы важным аргументом для сторонников продолжения диалога с Белоруссией как с польской стороны, так и в ОО СПБ. Тезис Л. Пастусяка о том, что Польша должна строить свои отношения с Республикой Беларусь, учитывая польское национальное меньшинство, и её отношения с Белоруссией не могут быть такими как отношения, например, Франции или Португалии с Белоруссией, не получил политического воплощения. Наоборот, с конца 2004 г. усилилась негативная политическая тенденция поддержки одной определенной политической опции – белорусской национально ориентированной оппозиции. Отсюда и в ОО СПБ усилилась позиция сторонников отказа от диалога с властями Республики Беларусь. Взамен диалога Т. Гавин и его сторонники предлагали осуществить переход к методам манифестаций и уличных протестов, и отказаться от аполитичности ОО СПБ и оказывать поддержку оппозиционным кругам (первоначально С. Домашу, затем А. Милинкевичу). И это все произошло на фоне того, что национальная политика Белоруссии хотя не решала ряда проблем национальных меньшинств Республики Беларусь, но отличалась значительной стабилизацией межнациональных отношений: здесь не дошло до межнациональных или межконфессиональных конфликтов.
Известно, что результаты этих нереализованных возможностей в белорусско-польских отношениях периода 2001–2004 гг. выразились в кризисе 2005 г. в ОО СПБ как крупнейшей организации польского национального меньшинства. В результате проблема радикалов в ОО СПБ, которые были представлены в польском общественном мнении и прессе как «преследуемые и гонимые» стала видимым поводом для резкого обострения белорусско-польских отношений в 2005–2006 гг. Конечно, причины этих событий совершенно иные. Определенную конкретику подоплеки событий вокруг ОО СПБ в 2004–2005 гг. раскрывает серия статей в еженедельнике ОО СПБ «Głos znad Niemna» [50].
Впрочем, время для взвешенного, объективного анализа этих событий вокруг ОО СПБ, которые были попытками использования польского национального меньшинства для смены существующей политической системы в стране, и велись при помощи самых что ни есть грязных политико-криминальных технологий, по многим причинам еще не пришло.
Т.Т. Кручковский
